В России идет сельскохозяйственная революция. Она вызвана не только бурным ростом производства и прибыльности агробизнеса (лишь за последние полгода мировые цены на зерно выросли на 75%). Происходит в прямом смысле социальная ломка, радикальная смена укладов жизни на земле. Сейчас у нас все неуспешные хозяйства неуспешны одинаково — в них царят опустение, пьянство и уныние на развалинах колхозного строя. А вот успешные хозяйства успешны по-разному. Способов организации жизни ровно столько, сколько в нашей культуре социальных утопий: «дореволюционный» крестьянский быт, «революционная» социалистическая община, «государственно-капиталистическое» мегапредприятие и «капиталистическая» фирма. Который из этих способов жить и работать на земле имеет шансы на будущее?

Крестьянская утопия
Земля: 94 гектара
Количество занятых: 3 семьи
Годовая выручка: 480 тыс. рублей
Расходы: 80 тыс. рублей (ГСМ и запчасти)
Налоги: 10 тыс. рублей
Покровское фермерствует с 1991−го вместе с детьми и внуками, — У меня есть товарищ, фермер. Он говорит: «Вот почему из 200 фермерских хозяйств осталось 14? Это цены виноваты, перекупщики!» А я ему: «Это сами люди виноваты, их непрофессионализм. Ты вообще подсчитывал, сколько зарабатываешь?» «Нет, — отвечает, — потому что тогда страшно станет», — рассказывает главный агроном ставропольского сельхозпредприятия «Урожайное» Юрий Подрезов, который к перспективам фермерства в России относится скептически.

Была надежда обнаружить новый дух и этику сельского капитализма у российских фермеров: как-никак этот уклад с самого начала перестройки считался наиболее перспективным. Да даже не в перестроечных мечтах дело — фермерский уклад в России сейчас держится прежде всего на мечте, мечте о свободе, о своем хозяйстве, земле, семейном деле.

— Настоящей воли русский мужик не видел никогда. Со времен Столыпина давят его, ставят эксперименты и не дают развернуться. Теперь с меня сказку писать можно. Было у старика три сына. Старший, Борис, в военные пошел — до ге­нерал-майора дослужился. Средний, Иван, в Москву уехал — стал главным инженером в строительной фирме. А младший — «дурак», то бишь я, — в деревне остался, да еще и в фермеры подался.

54−летний Петр Андреевич Косенков из тамбовской деревни Челнаво-Покровское фермерствует с 1991−го вместе с детьми и внуками: обрабатывает 94 га пашни, растит скот и доит коров. У Косенкова 70 голов крупного рогатого скота, из них 25 — дойное стадо. Еще два десятка поросят на откорме, сотня кур да гусей. Называется его крестьянско-фермерское хозяйство красиво — «Вольное».

Еще во времена службы в армии у Петра Андреевича родилась мечта. Срочную службу он проходил радистом в тогда еще братской Польше. Однажды после учений их взвод заблудился. Проплутали солдаты несколько часов в лесу, а под вечер вышли на маленький хуторок.

— Вечерело. Солнышко садилось. И вот в этих закатных лучах увидел я аккуратненький домик, рядом сарай, хлев. Трактор, телега с лошадью. Три молодки коров доят. А по двору ребятишки носятся. Защемило сердце у меня, захотелось и мне такой панской жизнью жить.

Эта мечта засела в душе Косенкова. Да так сильно, что спустя 18 лет, в день, когда объявили на планерке ельцинский указ о фермерах, подал Петр Андреевич, не раздумывая, заявление о выходе из совхоза. Односельчане руками развели. Жил-то Косенков не хуже других. А может, и лучше, потому что водочкой не баловался. К трезвому уму и умелым рукам достаток всегда приложится. «Москвич» купил. В бригадиры выбился. И вот на тебе, в фермеры подался.

— Обозвали меня «му…дрецом». Но препятствий не чинили ни в совхозе, ни на районном уровне. Заявление быстро рассмотрели, кредит на технику дали и 40 га земли выделили, подальше от села.

На краю этой земли Косенков вырыл землянку и с 16−лет­ним сыном Сергеем стал коровник строить для бычков, взятых в совхозе на откорм. До морозов успели и вместе с телятами в него въехали. Зима холодная была — одеяла за ночь пропитывались испарениями и к утру смерзались так, что от одежды не оторвешь. Выдержали. Перезимовали. Отпахались, отсеялись, урожай собрали и сруб для дома привезли.

— Посмотрел я на эти бревна, на Сережку чумазого возле них. И такая тоска на меня вдруг напала. А правильно ли я поступаю, что всю семью сюда тащу из деревни? Дочке Ольге тогда 14 лет было. Наталье — 7, Андрюшке только 5 годиков минуло. А жена моя Валя на сносях — двойню ждали…

Сейчас дом Косенкова, обитый светло-голубым сайдингом, со спутниковой тарелкой под оцинкованной крышей стоит среди полей, как сказочный теремок. Рядом небольшой каменный свинарник. Перпендикулярно ему — кирпичный коровник, в котором отец и сын прожили год.

Чуть поодаль, словно небоскреб, возвышается огромный металлический ангар — зернохранилище. А напротив дома под окнами техника: один гусеничный и три колесных трактора, включая «К-700», Газ-53, сеялка, борона и комбайн «Нива». Все машины потрепанные, видавшие виды: новая сельхозтехника миллионы стоит, фермеру не по карману. Приходится брать б/у. Но и на стареньком комбайне можно показывать неплохие результаты, если работать с умом.

— Прошлой осенью ехал в райцентр — увидел, как по полю с бешеной скоростью носятся новенькие канадские комбайны. Остановился, залюбовался, раззавидовался. Через две недели снова мимо ехал. Гляжу — поле зеленое стоит: «потери» всходы дали. Так что не в технике дело.

В трехстах метрах от «центральной усадьбы», как теперь в шутку называет свой двор Петр Андреевич, отстроился старший сын Сергей. Чуть дальше живет Ольга с зятем Александром. У всех в домах музыкальные центры, холодильники, цветные телевизоры. Правда, спутниковая антенна только у главы семьи, но на то он и хозяин.

Даже в прошлом году, когда стоимость свинины упала до 50 рублей за килограмм, Косенковы умудрились купить для Сергея «УАЗ-Хантер» за 300 тысяч и бетонную ограду для благоустройства двора. Правда, кроме мяса, пришлось продать и двух лошадей.

— В сельском хозяйстве можно зарабатывать, если пахать от зари и до зари. А у нас нацпроект «Развитие АПК» сведен к банальной раздаче кредитов. Ну, купите вы коров. А трудоспособное население где возьмете? Кто ухаживать за скотом будет? Сейчас в селе старики да старухи остались.

Разговоры с местными мужиками кончаются обсуждением былого величия местного совхоза, воспоминаниями о том, что на фермах было «две тыщи» коров, на полях вызревали помидоры с кулак и капуста родилась с голову быка, а в школе учились в две смены. К Косенковым отношение двоякое: с одной стороны, чувствуется уважение, с другой — зависть.

— Мудрец — он и есть мудрец. Как чуял, к чему придем. Да и чего он зря ассоциацию фермеров в районе возглавлял? А сейчас уже так не раскрутишься, — рвет рубаху на груди пьяненький мужичок Евгений.

— Ассоциацию-то возглавлял, да не долго, и вышел из нее со скандалом, когда областное руководство «фермерского союза» аферы с кредитами стали крутить, — вспоминает Косенков. — Многие мелкие коммерсанты — что у нас в области, что по всей России — бизнес с ельцинских фермерских кредитов начинали. Брали денежку на развитие хозяйства, а вместо коров покупали товар и открывали магазины. Легкие деньги. В навозе да в земле никто ковыряться не хочет. Так что нашу семью можно в Красную книгу заносить!

Формально старшие дети Сергей и Ольга, вступив в брак, от родителя отделились и даже часть скота к себе перегнали. На деле же хозяйство остается общим. Петр Андреевич, Сергей, а теперь с ними еще и зять вместе возделывают поле, сообща заготавливают корма. И так же дружно с февраля затягивают потуже пояса, откладывая каждую лишнюю копейку на ГСМ и запчасти. На сезон хуторянам нужно 5 тонн солярки. Если цены на дизтопливо в ближайшие дни не подпрыгнут, то закупка ГСМ на год обойдется в 85 тысяч рублей. Кредиты Петр Андреевич не приемлет, считает ловушкой. Он же занимается всей документацией.

Структура фермерского бизнеса Косенковых проста и скорее напоминает натуральное хозяйство, нежели фирму. Стратегических бизнес-планов нет: хоть и работают на хозяйство три семьи, но оно недостаточно крупное, чтобы не зависеть от превратностей погоды, рыночной конъюнктуры и прочих случайностей.

— Как тут спланируешь? У меня же не цех: сегодня сделал столько деталей, а завтра пущу вторую линию и выпущу в два раза больше. Невозможно так все контролировать.

Даже нельзя сказать, что сегодня я надою 30 литров молока от одной коровы. А вдруг ураган налетел или приболела животина? Или неурожай? Живем без планов, одной надеждой.

Крестьянская пастораль Косенковых внезапно оказалась под угрозой: вот уже год как над фермерами висит судебное решение, по которому у них пытаются отнять землю. В марте 2007−го Косенкова вызвали в суд.

— Я к этому вначале отнесся с юморком, — рассказывает Косенков. — Никогда не привлекался, всю жизнь работал, растил ребятишек. И вдруг в суд попал. Да и суть претензий казалась нелепой: представитель инвестора от имени пяти жителей соседней деревни, не имеющих никакого отношения к арендованному наделу, просит пересмотреть кадастровый учет земель, потому что мой незарегистрированный договор с пайщиками мешает выделению земли!

Через неделю стало не до смеха. Суд обязал Петра Андреевича в пять дней зарегистрировать договор. Но совхоза уже нет и земли у селян нет — собрание учредителей, положенное по закону, не проведешь. Потом выяснилось, что люди, от имени которых был иск, уже год как безземельные, а значит, и судиться не могли. Во все инстанции фермер обращался — нигде не услышали. А дальше стали наезжать приставы, требовать штрафы. Да не через банк, а наличкой. Косенков их визит на видеокамеру записал.

— Брат Иван, который в Москве, строитель, говорит: терпи Петя, это вам в деревне земельные войны в новинку, а у нас тут такое дело каждый день. Обычная рейдерская схема. Уступишь 13 паев — заберут в итоге все!

Мы стоим на границе спорного участка земли. Жирной, сочной, замершей в ожидании вспашки. Дальше начинается территория инвестора. Косенков вздыхает.

— Вот ты давеча все про нацпроект расспрашивал, про новые технологии. А теперь на птичек глянь. Над моей землей кружат, поют, а у них там тишина: в прошлом году они все здесь какой-то дрянью обрызгали. И никакие инвесторы нашу деревню уже не спасут, потому что интересуют их только деньги. Сорвать барыш любыми способами. Хоть нитратами землю выжечь, но выкачать все. А потом ее можно продать, перезаложить. А на людей и деревню им плевать! Я же хочу, чтобы после меня здесь дети и внуки жили.

Социалистическая утопия
Земля: 16 тыс. гектаров
Количество занятых: 1500 человек
Годовая прибыль: 215 млн рублей
Социальные расходы: 43 млн рублей
Средняя зарплата: 12 тыс. рублей в месяц
Может быть, на Белгородчине у Косенкова нашлось бы много подражателей, да только вряд ли им кто-нибудь позволил бы попробовать реализовать их фермерскую утопию. Уж во всяком случае не на землях колхоза им. Фрунзе.

Расположенный в 25 километрах от Белгорода, практически на самой границе с Украиной, колхоз включает в себя семь деревень, объединенных в два сельских образования: Бессоновское и Щетиновское. Это — уникальное место. С одной стороны, крупнейшее хозяйство российского Черноземья, эффективность которого продолжает неизменно расти уже почти полвека вопреки всем экономическим катаклизмам. С другой — время здесь как будто остановилось в эпоху развитого социализма: за несколько десятилетий успешность, нравы, риторика, манера руководства и механизм распределения доходов претерпели весьма незначительные изменения.

Главным козырем своего хозяйства руководство колхоза считает «заботу о человеке». В колхозном бюджете для этой заботы даже есть специальная статья — «соцкультбыт». В прошлом году на «гуманизм» потратили пятую часть своей прибыли — показатель более чем солидный.......

Полный текст статьи на сайте www.expert.ru
Также на «Птицеводческом сайте» в рубрике «Фермеры»