Конкурс рассказов "Мой любимый кролик"

Рейтинг:   / 1

– Пап, пап – он вылазит! Куда ты? Куда? Ну, сиди!

За всю дорогу в триста километров Серега не раз заставлял меня жать на тормоз. Паника оказывалась не совсем напрасной. Крольчонок о двух месяцах от рождения никак не хотел сидеть в коробке, с  одной ему понятной периодичностью норовя выбраться в салон. Чем и вызывал недовольство малого:

– Ну и нашел скотину! Да разве он будет сидеть в клетке? Сам ловить будешь…

Очередь на эту «скотину» я ждал почти полгода. Однажды увидев ризенов-альбиносов уже   не находил утешения в их собратьях, некогда обосновавшихся во дворе. И окрас казался не совсем подходящим, и поведение не соответствующее, и ели-пили сверх всякой меры, и даже нужду справляли не там, где должно быть. Где-то в глубине души оправдывал свою предвзятость предчувствием нового приобретения, но это только распаляло воображение, от которого даже перед кролами старожилами становилось как-то неловко. И вот теперь это белое и пушистое создание, одолев в конце концов стенку коробки, чуть кося красным глазом, успокоилось на коленях Сереги. Да и парень, поняв, что ярко белый ушастик не собирается творить какой-либо конфуз, задремал, прижимая одной рукой последнее приобретение рукой к животу…

– Эк, подеялось вам, – всплеснула руками древняя соседка бабка Рая, когда Сережка важно прошествовал мимо лавки возле дома, с которой та бдила за козами, – волосья то чисто у моего Кузьмича!

Кузьмич – это бабкин муж. Несколько лет подряд, укладываясь спать, он зевая во всю сохранившуюся к этим годам мочь, складывал руки на груди и сквозь навалившуюся дремоту сипел:

– Слышь, бабка, коль помру, ты уж тут шибко не балуй…

– Спи, старый дурак, нашел о чем калякать на ночь.

Этот диалог происходил каждый вечер и, как признавалась бабка, без этих традиционный пожеланий доброй ночи ее благоверный уснуть не мог. Помирать Кузьмичу никак нельзя было, поскольку он слыл достопримечательностью не только родного села, но и всего района.  Этот человек уродился альбиносом, и всю жизнь его голову украшала роскошная копна совершенно белых, как взбитые сливки, волос. Вот Раиса Ефимовна и не удержалась от сравнения, увидев  крола. Она еще что-то шепелявила во след, а я уже понял, что кличка к нашему питомцу прилепилась пожизненно.

Посадили новосела в новую клетку, оснащенную оборудованием, соответствующим последним достижениям прогресса. Фасад украшала оцинкованная сетка, до этого момента ни одной минуты не пребывавшая в употреблении, место поилки заняло пластмассовое ведерко из-под майонеза, кормушка под зерно отдавала матовыми переливами обрезков кровельной жести,  которая на днях обновила крышу дома. Довольно широкие рейки, которые сын однажды назвал половыми, позволяли молодому ловеласу беззаботно скакать по всей ширине и длине жилища, а во времена не столь отдаленные аккуратно исполнять свои прямые обязанности.

Набив в ясли сено и залив в ведерко слегка подсоленую воду, пожелал будущему производителю спокойных будней, решив вздремнуть после утомительной дороги. Голова еще не успела коснуться подушки, а глаза, целый день таращившиеся на российские колдобины и ухабы, уже спали. Я знал, что жена в такие минуты на цыпочках ходит мимо спальни, и потому полутора-двух часов с лихвой должно хватить на релаксацию от всей дневной канители. Наверное, слишком хорошо думал я тогда о супруге, которая через полчаса безмятежного сна едва не стащила меня на пол, вцепившись в обе ноги.

– Дрыхнешь? Мне что, заняться больше нечем, как убирать за вашим кроликом?

Недоуменно таращась еще сонными глазами на распаленную половину, долго не мог понять причину  столь несвойственного ей поступка, а когда ведомый женой проследовал в зал, то случилась немая сцена. Серега, похоже намаявшись не меньше моего, мирно посапывал на диване, а невесть откуда взявшийся Кузьмич нагорошил на растеленном по полу ковру, а рядом с ним сотворил лужицу. Разбуженный воплями мамки сын быстро расставил все по своим местам. Явившись к клетке во время моего отсутствия Серега заставил новосела в опечаленном состоянии. Из его объяснения следовало, что кролик не пил и не ел, а физиономия выглядела довольно грустной. Ну вот он и притащил крола в дом, чтоб методом постоянного наблюдения оценить его состояние. При таких последствиях сошлись во мнении, что состояние животного нормальное и соответствует тому чтоб быть водворенным назад в клетку!

Со временем все больше убеждался, что подраставший Кузьмич выделяется среди всей кроличьей братии не только окрасом и размером, но и одним ему свойственным характером. Не было ни одного случая, чтоб он шарахнулся от сетки в момент нежданного появления хозяина-кормильца. Казалось, что он только и ждал этой минуты. Стоило открыть дверь, как он тут же свешивал свою квадратную голову, требуя почесать его за ушами, после чего становился передними лапами на подставленный локоть и начинал тыкаться носом в лицо. То ли он выражал таким образом свою признательность, то ли благодарил за человеческое отношение к нему…

За всю свою жизнь он только раз напугал меня. Захожу утром в сарай, а дверь клетки, в которой блаженствовал крол, нараспашку.

– Ну все, расшибся Кузьмич,– мелькнуло в голове, поскольку жилище питомца находилось на втором ярусе.

Заглянул под нижнюю клетку – никого. Заглянул под соседнюю в надежде, что он не уполз далеко – никого…

– Кузьмич! Кузьмич!,– начал было вертеть головой во все стороны, будто звал кота или собаку.

И вдруг из самого темного угла выплало белое пятно. Крол, точно ждав этой встречи, как то не торопясь и даже величаво подкатил к моим ногам, уселся рядом и задрал мордочку, всем своим видом давая понять, что настало время для поцелуев. Прижав животину к себе правой рукой, выбрал из его шубы несколько соломинок, застрявших в шерсти во время вынужденной прогулки по сараю, и водворил самца на место, пообещав при этом устроить на двери еще одну запорку. Видимо не ожидавший такого неласкового приема Кузьмич развернулся ко мне задом и обдал такой струей, от которой не только в глазах, но и во лбу защипало. И больше не обращая на меня ни малейшего внимания принялся тягать из яслей сено с таким аппетитом, который может возникнуть только после длительного голодания.

Через год баловень судьбы превратился в солидного крола, знающего себе цену при весе в десять килограммов. Впрочем, это  не мешало ему выполнять свои супружеские обязанности, нисколько не стесняясь моего присутствия. После каждого такого момента он даже посматривал в мою сторону, как бы вопрошая – ну что, я все правильно сделал? И неизменно слышал в ответ – молодец!   На что непременно раздавалась барабанная дробь, выводимая его задней ногой.

Наверное этот праздник жизни продолжался бы и по сей день, не заедь мужик из соседней деревни, прослышавший о моих кроликах. До того момента не верящий ни в одну примету, я распахнул перед ним дверь, предлагая самостоятельно сделать выбор из подрастающего поголовья. Несколько мгновений повертев головой, покупатель уперся глазами в Кузьмича, с высоты своего яруса наблюдавшего за земной суетой.

– Ух ты!,– разинул рот мужик.  – Вот бы мне такого! Где брал?

Он, казалось, и не слушал моих ответов, заглядывая в клетку то с одного, то с другого бока.

– Оставишь мне от него потомка!

Он даже не спрашивал, не советовался, а как бы разговаривал сам с собой, уже не обращая на меня ни малейшего внимания. Так и не сообщив о своих намерениях через несколько минут отклянался, громко хлопнув дверью, оставив после себя какую-то недосказанность.  …А утром Кузьмич не подошел к двери. Он лежал возле дальней стены клетки, смотрел на меня и не выражал абсолютно никаких эмоций.

– Эй, парень, не обоспался ли ты без дела?,– обратился я к кролу, пытаясь спрвоцировать его на утреннюю разминку.

Крол не пошевелил ни одним ухом.

– Что с тобой?, – протянул руку в клетку, намереваясь традиционно почесать его загривок.

Кузьмич опять не шевельнулся. Приподняв его за шкирку, попытался поставить на ноги, но он только засучил передними лапами, таща задние вслед за собой. Казалось, еще чуть-чуть и кого то из нас хватит удар. Уложив кролика на собственные колени, начал осматривать и ощупывать его со всех сторон. Ни ран, ни переломов обнаружено не было. Собранный было по поводу этого события консилиум не облегчил состояние Кузьмича – не помогали ни уколы, ни массаж. И только завернувшая через пару дней бабка Рая, выслушав жалобы, моментально поставила диагноз:

– Дык, сглазили вашего питомца! Разве можно такую скотину показывать кому попало?

Обозвав меня круглым дурачком, бабка отправилась восвояси, а через несколько минут и дед явился.

– Ну че, сосед, сподобился? Давай сюда тезку, я к сестрице собираюсь. Небось слышал, она всю жизнь мослы правит, а какая разница – человек это или крол? Авось и этому поможет.

Наверное, не помогло… Несколько дней Кузьмич не попадался на глаза, а через неделю поздоровался как ни в чем ни бывало. Поговорили о погоде, о политике и на том разошлись. Немного поразмышляв о превратностях судьбы, допер, что сосед таким образом избавил меня от самой мрачной процедуры. Скорее всего, не возил он никуда крола, зная, что тому уже никогда не подняться на ноги. И это был довольно мудрый поступок. Молчит Кузьмич – жива надежда, а она, как известно, умирает последней…

Автор: Секретарь (Михаил)

• < Назад
• Вперёд >