Болталка

[ckokoko]

Фига в кармане (новогодняя сказка)

В классе меня не сильно любили, считали, я нос задираю и важничаю. Откуда им было знать, что мама постоянно мне твердила, что у меня тяжелый характер и что в жизни мне придется туго и надо себя менять. Я и пыталась, но так неловко, что свои потуги прятала за надменностью и нелюдимостью. Была у меня подруга, настоящая, она-то и знала меня в лицо, так сказать, остальные видели лишь маску. А уж когда я сказала одноклассницам, что влюбляться в актеров - глупо, так меня и вообще стали называть синим чулком (вот умора, школьница - старая дева), но люди часто бывают жестоки, несправедливы и безглазы. А уж если речь идет об очкастой отличнице, которая ни с кем не встречается, да еще и вроде бы презирает тех, кто в люблен в очередного идола, так тут всякому понятно, о дружбе или понимании и речи быть не может. Эх, знали бы они, что был и у меня идеал. Увидела его как-то в одной сопливой мелодраме, где все заранее ясно с первого же кадра и где актеры такие бездарные, что даже непонятно, зачем это сняли и зачем это кто-то смотрит. Вот и я смотрела, почему-то не в силах оторваться и когда увидела Его, сердце замерло. Наверное, так находят свою любовь. Ничего особенного на первый взгляд, не красавец, но тянет к нему с такой страшной силой, что идешь и даже пикнуть не смеешь. Конечно же я понимала, именно с этим актером, у меня ничего и быть не может. Но я давно обратила внимание на то, что весь род человеческий можно разделить на много типов. А те, кто похожи внешне, похожи и внутренне. Вот, посмотрела я на того актера и дала себе слово: найти такого же, вернее, однотипного. Поэтому на своих одноклассников я внимания не обращала, чем заслужила еще большую неприязнь. Все правильно, я слишком сильно противопоставляла себя коллективу: сначала стесняясь и переделывая себя, а потом уже и по привычке и потому, что не было среди одноклассников того самого, единственного, увиденного в дешевой мелодраме.

Я закончила школу и как-то в одночасье забыла все, что было с ней связано. Всё и всех. Я поступила в институт и, словно начиная жизнь с нового листа, стала вести себя немного иначе. Совсем немного, но у меня сразу же появились и подруги и поклонники. В словах мамы о моем очень тяжелом характере я начала несколько сомневаться, да и вообще до меня постепенно начинало доходить, что взрослые могут быть неправы. Это стало для меня откровением, так как я с детства знала: мама всегда права. Но это так, к слову. Не о том хотела рассказать.

Сдала я свою первую сессию и вернулась в родной город встречать Новый год. Папа уехал в командировку, а мама тогда работала оператором котельной и надо же было так случиться, что выпала ей смена - сутки 31 декабря и никто не захотел с ней поменяться. Мама страшно расстроилась, просила сменщицу, можно сказать умоляла, но кому захочется праздновать в полном одиночестве рядом с гудящими котлами? Я соврала маме, что пойду в гости с школьной подруге, а сама решила: сделаю оливье и пюре, куплю вкусной рыбки и устрою маме сюрприз: приеду к ней на работу и мы все-таки по-семейному встретим Новый год. Как это ни странно, мой план стал воплощаться в жизнь именно так, как я задумала. Я упаковала большую сумку с нашим праздничным угощением, купила по дороге бутылку шампанского и уже часов в 10 вечера села в трамвай. Мамина котельная была на другом конце города и ехать надо было около получаса. Я немного устала и, наверное, задремала, прислонившись к окошку. Проснулась я от того, что кто-то легонько гладил меня по щеке. Открыла глаза и не поверила им. Врут, наглые, не может такого быть! Рядом со мной сидел Он. Тот самый актер, из дешевой мелодрамы! И как в кино держал меня за руку.

- Куда едет такая красивая девушка и почему одна? - спросил он и на меня пахнуло алкоголем. Мой принц был слегка нетрезв. Я молчала и пристально рассматривала его. Конечно же он не был тем актером, просто очень похож. Немного моложе и небритей, одет небрежно, но его голос, глаза, взгляд! У меня пропали все слова, да и голос вместе с ними. Я боялась, если открою рот, прохриплю какую-нибудь глупость или банальность.

- Ты немая? - удивился принц, - какая удача! Будешь просто улыбаться и скрашивать мою жизнь, правда? Ведь ты веришь в любовь с первого взгляда?

- Да, - хрипло ответила я, а он довольно рассмеялся, - куда ты едешь? И что в большой сумке?

На секунду я почувствовала себя Красной Шапочкой, встретившей Волка, но это чувство тут же испарилось, уступив место обожанию.

- К маме, - тихо и смущенно ответила я.

- Какая прелесть! - рассмеялся мой принц, - а что в сумке? Пирожки и бутылка молока?

Значит и ему вспомнилась детская сказка! Как мы похожи! Мысленно я уже говорила "мы" и представляла, как мне будут завидовать институтские подруги, когда я покажу им кольцо, подаренное мне в честь помолвки.

- Нет, пирожков нет, но есть салаты, пюре, рыба и колбаса, - послушно перечислила я содержимое сумки, - и шампанское!

- Ооо, как славно! Может быть ты сможешь изменить свои планы? Поехали ко мне, - сказал мой принц и сердце у меня разорвалось на десяток кусочков счастья. Я моментально забыла про маму, про ее одиночество и согласилась.

- Прекрасно! - принц действительно обрадовался, - тогда выйдем здесь, немного пешком пройдем и мы на месте.

- Она никуда не пойдет, - вдруг раздался голос. Мы с принцем обернулись и я увидела своего одноклассника Андрея. В классе его любили, но не слишком уважали. Был он умным, но каким-то рохлей: отечный, полный, даже если и был прав, мнение свое никогда не отстаивал, спорить, а тем более драться и подавно никогда не рвался. И вот он стоял в проходе, одна рука крепко сжимает поручень, вторая в кармане, словно держит что-то и взгляд такой решительный и мрачный.

- Что ты сказал? - удивился мой принц и встал с сиденья. Он оказался не таким уж и высоким, как я представляла и Андрей, распрямившись, посмотрел на него сверху вниз.

- Что слышал, с тобой она никуда не пойдет.

Я растерялась, тоже встала, взяла принца под руку, хотела уже сказать Андрею, чтобы не лез не свое дело, но тут этот предатель, мой принц, моя мечта и любовь, внимательно посмотрел на Андрюхин карман, вдруг передумал и рассмеялся.

- Да, пожалуйста, забирай, не жалко, - он стряхнул мою руку и выскочил в открывшуюся дверь.

- Ковалева, ты - дура? - прямо спросил меня Андрюха, когда я стала биться в трамвайную дверь и требовать, чтобы меня выпустили, - ты с кем собралась идти и куда?

- Я люблю его, - неожиданно для себя выпалила я и мне тут же стало невероятно стыдно.

- Ну и как зовут твою любовь? - ехидно спросил Андрей. Я поняла, он видел и слышал все, - вот уж не ожидал от тебя такого. Ты такая..., - он замялся.

- Сухарь? Зануда? Недотрога? - мне стало жарко от ярости.

- Умная, я хотел сказать, а готова была идти неизвестно куда, неизвестно с кем. Он даже не спросил как тебя зовут, да и сам не назвался. Не подозрительно?

- Но мы бы потом познакомились, - промямлила я, начиная понимать, что Андрюха вот только что спас меня. Если бы не он... Сказка про съеденную Красную Шапочку могла бы стать былью. Я посмотрела в темное окно, мы как раз проезжали мимо заброшенной фабрики и выйди я здесь с незнакомым мужчиной... И вот тут мне стало страшно. По-настоящему. Истерить я не стала, но сердце, вновь собравшись в один кусок, булькнуло, словно собираясь провалиться куда-то.

- Спасибо, - прошептала я Андрюхе, а тот только рукой махнул, мол, не стоит.

- А ты куда едешь? - спросила я одноклассника, отогнав шальную мысль о том, что он следил за мной.

- К бабушке и деду, сюрприз им хочу сделать, - ответил Андрей.

- Что, никуда больше не зовут? - съязвила я, не удержалась, потом оправдывалась сама перед собой, что это просто стресс так проходил.

- Тебя тоже в компанию не звали, судя по всему, - ответил Андрюха и отвернулся от меня.

- Слушай, прости, правда, сама не знаю, что несу. Ты почему не дома?

- Говорю же, сюрприз! Когда я был маленьким, я всегда с ними Новый год встречал, а родители или в гостях были или в ресторане. Вот и решил сегодня вспомнить детство. А в компанию меня звали, чтобы ты знала!

Я замолчала, мне стало невероятно стыдно.

- Ладно, смягчился Андрей, - где мать работает? Я провожу тебя, а домой уже только утром, поняла? Народ перепьется, неизвестно кого еще ты можешь встретить.

Я сказала адрес, а потом вдруг предложила ему встретить Новый год вместе: или с моей мамой или с его бабушкой и дедушкой, как он захочет. Андрей слегка обалдел от такой наглости, я уже потом поняла, насколько странно это все выглядело и как удивились и обрадовались наши родственники, подумав, что мы с ним встречаемся.

- Давай, - неуверенно согласился мой одноклассник и мы решили сначала навестить его бабушку и дедушку. Там мы распаковали мою сумку, а моей маме положили другие гостинцы. Встретили мы праздник в котельной, втроем. Мама чуть ли не плакала от радости, когда мы заявились к ней, она у меня очень общительная и Новый год в одиночестве для нее действительно был пыткой. Потом мы снова поехали к Андрюхиным родным, потом немножко погуляли и уже под утро он проводил меня домой.

- Ковалева, ты помни, ты очень умная и еще встретишь своего прынца, - так он мне сказал на прощание.

- Погоди, а что у тебя в кармане было? Я чуть не забыла спросить. Кастет? Свинчатка?

- Ковалева, ты еще и кровожадная! - рассмеялся Андрюха,- фигу я в кармане крутил. Бабуля утверждает, что с душой скрученная фига отпугивает любые несчастья.

- Так ты его просто фигой пугал? А если бы он на тебя кинулся? А со мной что бы было? - я снова испугалась, с огромным опозданием. Андрей пожал плечами.

- Ну, подрались бы. Наверное, - неуверенно сказал мой рыцарь. Я разозлилась. Я-то думала...

- Рыцарь с фигой в кармане, как романтично! - съязвила я, желая обидеть, но Андрей от души рассмеялся и я тоже не выдержала. Мы хохотали, показывая друг на друга пальцем и никак не могли успокоиться. И вот эта фига в кармане и смех нас и сдружили на веки вечные.

Мы не влюбились друг в дружку и не поженились, как надеялась моя мама, которая сразу увидела в Андрюхе надежного человека, нас стало связывать иное чувство - дружба. Искренняя и крепкая, пусть люди и говорят, что это невозможно. Еще как возможно! Просто все зависит от того, какие именно события предшествовали этой дружбе.

[ckokoko]

МАРКИЗ

Пару лет назад Жора завел кота. Ну, как завел? Его на Новый год привез его младший сын Виктор, приехавший навестить родителей из Нижневартовска. Коту от роду тогда был примерно год и он не сошелся характерами с проживающей у Виктора собакой женского пола и преклонного возраста. Собаку было жалко отдавать, все-таки больше десяти лет вместе, а кот еще молодой и должен быстро привыкнуть к новому дому. И Виктор не ошибся, везя кота за три тысячи километров.

Жора и его жена баба Шура раньше видели кота на фотографиях, но то ли фотограф был просто гениальным и удачно выбирал ракурс съемки, то ли кот был очень фотогеничным, но то, что семья Первомайских - старших увидела воочию по приезду их сына Виктора, повергло их в шок. Кот был лысый, весь в пятнах и с огромными причиндалами, смешно трущимися друг о друга при ходьбе. Неведомая зверушка, вся в складках, с огромными ушами и голубыми глазами навыкате, смотрела на них уверенно и нагло, как бы спрашивая: «Ну что, рабы? Привыкайте помаленьку, теперь я ваш хозяин и ваша жизнь уже никогда не будет прежней».

Баба Шура потеряла дар речи, Жора сразу же пошел в чуланчик за самогоном и вернулся с литровой бутылкой. На пару с Виктором они выпили, чуть позже, придя в себя от увиденного, к ним присоединилась и баба Шура. Виктор рассказал, что зверушку зовут Маркиз или просто Марик. И что эта порода называется Сфинкс. Вместе со сфинксом из Нижневартовска прибыл его гардероб из пяти предметов на все случаи жизни - жилеточка, свитер, курточка, пальтишко и шапочка. Костюмчики надо было ему одевать в зависимости от температуры окружающей среды, потому что Марик все время мерз и дрожал как осиновый лист. Это было его единственным недостатком. Во всем остальном он был настоящий полноценный КОТ.

Через неделю Виктор уехал, Марик чувствовал себя прекрасно, он ел и спал, ел и спал, и довольно быстро привык к своим новым рабам, особенно полюбив Жору. А все потому, что Марик, видимо, был скрытым алкоголиком. Поскольку в доме никогда не переводился самогон и Жора иногда по доброте душевной давал Марику лизнуть чуть-чуть горячительного, Марик быстро пристрастился и темными длинными вечерами составлял Жоре компанию. Как только Жора наливал себе полстаканчика, Марик тут же нарисовывался прямо ниоткуда и терся о Жорину ногу, мурлыкая и требуя свою порцию. Жора такому повороту событий был несказанно рад, потому что пить в одиночку он не любил. Он обмакивал палец в самогоночку и давал Марику полизать. Тот лизал с наслаждением, после чего залезал Жоре на плечи, свисал с двух сторон облысевшей, но все равно великолепной, горжеткой, и мурчал как трактор. Жора Марика любил, и Марик отвечал ему взаимностью.

И вот однажды к ним в гости на неделю приехала какая-то дальняя родственница бабы Шуры из Ставрополя - Олимпиада Сигизмундовна (Липочка), женщина лет шестидесяти и весом центнера в полтора. Еще до ее приезда Жора с Мариком немного нализались для храбрости, потому что Олимпиада отличалась суровым нравом и ее побаивался даже Жорин пес Коломбо.

Липочка прибыла из аэропорта поздно вечером на такси, и Марик ее не встречал, так как в это время он по обыкновению спал где-то в укромном местечке у печки. Жора, баба Шура и Липочка на скорую руку отметили приезд, и Липочка, уставшая с дороги, попросила ей постелить. Как только она приняла горизонтальное положение, тут же отрубилась и стала изрыгать из себя звуки пашущего трактора Беларусь. От этих звуков проснулся Марик. Печка, рядом с которой он лежал, остыла, из гостиной раздавались странные звуки и Марик, выйдя на разведку, тут же набрел на спящую на диване в гостиной Олимпиаду. Поскольку диван стоял прямо рядом с радиатором отопления, это было излюбленным местом Марика для предания Морфею. И вдруг на его законном месте разлеглось что-то большое, похожее на кита.

Удивлению Марика не было предела. Как? Почему этого кита выбросило именно на его диван? Места что ли в доме мало? Непорядок! Сначала он этого кита гипнотизировал издали, но кит никак не реагировал, только ревел как самолет на старте. Марика аж передернуло. Ах, вот ты так! Ну, посмотрим кто кого! Он отошел подальше и, стартанув метров с пяти, в два прыжка преодолел расстояние до кита, и приземлился ему прямо на вздымающуюся грудь размером в две Джомолунгмы. Олимпиада Сигизмундовна, ничего не понимая, спросонья открыв глаза, увидела перед своим лицом какую-то ушасто-глазастую нечисть в вязаной жилеточке, и тут же смахнула эту нечисть с себя непроизвольным движением руки. Марик, кувыркаясь в воздухе в немыслимых кульбитах, с воплями "Бл@-@-ть", отлетел к месту старта и замер, буравя взглядом Липочку. Та села на диван, перекрестилась три раза, и бесконечное количество раз повторяла лишь одно слово "Свят, свят, свят!", с опаской поглядывая на чудище. Марик понял, что этой ночью она уже точно не ляжет и все могут спать спокойно. Торжествуя победу, элегантной походкой, Марик, целомудренно перетирая ляжками яйца, пошел в комнату к Жоре, залез к нему под одеяло, и уснул с чувством выполненного долга.

Утром после завтрака Олимпиада Сигизмундовна собрала свои вещички, вызвала такси и уехала в гостиницу. Жора стоял у калитки, держа на руках Марика, вдвоем они махали ей вслед, утирая подушечками лапок с трудом выдавливаемые слезы. Когда такси скрылось за поворотом, Жора с воодушевлением произнес: «Ну, что, по соточке?». Марик прижался к его лицу мордочкой и затарахтел...

Татьяна Ферчева

[ckokoko]

Рассказ «Плюшка» из книги «Рождественские истории о котах и не только»

Больные дети Максимовне нравились больше, чем выздоравливающие. Честно говоря, она не любила ни тех, ни других, просто больные доставляли ей меньше хлопот.

Они не бегали по отделению, не кричали, не разбрасывали где попало игрушки и не выцарапывали на крашеных стенках свои имена и прочие глупости. Лежали тихо под капельницами или просто спали. Рядом, как правило, всегда был кто-то из родственников — мамаши, бабушки, тетушки, так что было кому присмотреть и поухаживать. Все облегчение для пожилой санитарки, у которой и так дел невпроворот.

На самом деле Максимовна с удовольствием сидела бы на пенсии и попивала чай с пирожками, только пенсия была совсем маленькая, и на пирожки ее не хватало. Вот и приходилось в шестьдесят с лишним лет махать шваброй, убирая за этой мелюзгой.
Максимовна знала, что все считают ее неприветливой и побаиваются, но ей это нравилось — меньше будут приставать с просьбами. Она даже гордилась тем, что к ней стараются лишний раз не подходить, а если уж заговаривают, то обязательно робко, нерешительно, как с начальницей.

Правда, если кто-то из детей умирал — а это время от времени случалось, — в душе старой санитарки вдруг что-то начинало тяжело и болезненно ворочаться. Душа вспоминала, что у Максимовны тоже когда-то был сын Сережа, которого в восемь лет насмерть сбил грузовик. После этого детей у нее больше не родилось, а по Сереже она так долго и горько плакала, недоумевая, почему умер именно он, а не какой-нибудь чужой мальчишка-сорванец, что выплакала все слезы на всю оставшуюся жизнь.

Выписавшиеся дети извлекали из тумбочек свои пожитки, подбирали разбросанные игрушки, выходили за дверь отделения и пропадали из жизни Максимовны. Через некоторое время пустая кровать заселялась еще кем-нибудь, кто потом тоже выздоравливал и уходил… Словом, все шло своим чередом.
Если надо, пускай еще приходят
Когда выписывали пятилетнюю Катю, Максимовна как раз драила палату, где эта девочка пролежала почти три недели. Санитарки обычно много чего слышат и знают, например, от медсестер, которые переговариваются на посту, или от родственников больных. Про Катю Максимовна знала, что ее выписывают не потому, что она уже здорова, а потому, что дальше ее требовалось лечить в специализированной клинике и, может быть, даже оперировать, и еще непонятно, поможет это или нет.

Самой Кати в палате уже не было, но когда санитарка перестилала освободившуюся постель для новых пациентов, в дверь неожиданно заглянула Катина мама, очень похожая на Катю — тоже светловолосая, темноглазая, с аккуратным веснушчатым носиком, — и несмело спросила:

— Простите… Вы здесь не находили собачку? Плюшевую, коричневую, совсем маленькую. С такими длинными висячими ушками…

А у Максимовны выдался очень хлопотный день. С вечера она легла поздно, потому что гладила рождественские облачения для церкви, в которую уже много лет ходила. Утром отнесла чистое и выглаженное в храм. Батюшка, отец Виталий, подивился ее расторопности, поблагодарил и благословил, так что на работу Максимовна пришла в хорошем настроении. Но потом начались какие-то мелкие расстройства, заботы, сказалось и то, что она не выспалась… Словом, к обеду от утренней радости уже ничего не осталось, зато накопились усталость и раздражение.

— Не знаю никаких собак! — угрюмо буркнула Максимовна, недовольная тем, что ее потревожили таким глупым вопросом.

И только когда женщина, огорченно вздохнув, ушла, Максимовна припомнила, что действительно была у Кати такая любимая игрушка. Крошечный, как раз умещавшийся на маленькой ладошке щенок с веселыми черными глазками.
Катя звала собачку Плюшкой, укладывала рядом с собой на подушку, а когда приходило время делать уколы или капельницы, сжимала песика в кулачке, чтобы он придал ей смелости.

Осмотревшись и подумав, Максимовна приподняла тумбочку. Так и есть! Катина любимица завалилась в самый уголок возле стены, за широкой деревянной ножкой, поэтому ее и не смогли найти.

Санитарка выглянула в коридор, но ни Кати, ни ее мамы не увидела. Должно быть, они уже спускались по лестнице к выходу из клиники. И, как на грех, никого поблизости: все ушли в столовую обедать. Можно было, если поторопиться, догнать Катю или хотя бы окликнуть…

— Ну вот еще! — проворчала себе под нос Максимовна. — Гоняйся за ними по лестнице! Я-то, поди, уже не девочка, седьмой десяток идет. Сестрам потом скажу, чтобы им домой позвонили. Если надо, пускай еще приходят, тогда и отдам.

Она сунула игрушку в карман халата и пошла мыть пол возле поста. Там сейчас приходилось убирать больше — еще перед Новым годом медсестры поставили у окна наряженную елку, и дети вечно толклись вокруг нее, трогали игрушки, отчего на пол осыпалась хвоя и падали блестящие нити «дождика». Максимовна не могла дождаться, пока эту елку унесут, чтобы опять стало удобно мыть пол и вытирать пыль с подоконника.

Уже подойдя к своему дому, санитарка вспомнила, что, закрутившись с делами, не отдала медсестре Людмиле Катину собачку и даже не попросила позвонить девочке домой, что игрушка нашлась. Плюшка так и осталась лежать в кармане халата, который Максимовна сегодня забрала домой постирать.

«Ладно, что ж теперь! — подумала Максимовна. — После выходных скажу. И вообще, что я волнуюсь-то? У ребенка, поди, сто таких собак дома. Если очень надо, пускай новую купят, не обеднеют. А у меня и без этого голова от забот пухнет!»

Размышляя так, она уже поднималась на второй этаж и шарила в сумке, ища ключ от квартиры. Лампочка на ее этаже светила слабо. Максимовна протянула руку с ключом и шагнула к двери… Нога наткнулась на что-то мягкое и живое, вдруг издавшее жалобный, испуганный визг. Кто-то только что лежал или сидел на коврике перед дверью в квартиру. Максимовна осторожно нагнулась посмотреть, кто же это метнулся из-под ее ног и прижался в угол.
Еще тебя мне не хватало!
Оказалось, что это совсем небольшой щенок. Он дрожал всем телом, но при этом глядел на санитарку без обиды, даже наоборот, с доверчивой надеждой.

— Нагадил, поди, на коврик-то? — неприязненно спросила Максимовна. К кошкам она относилась равнодушно, а вот собак недолюбливала, считая нечистоплотными. — Чего дрожишь? Я же тебя не бью.

Услышав, что строгий голос немного смягчился, щенок неистово завертел коротким хвостиком, и стоило Максимовне приоткрыть дверь, как он тут же шмыгнул в получившуюся щель!

— Куда?! — ахнула санитарка. — Еще тебя мне не хватало! Кыш! Брысь! Пошел, пошел отсюда!

Щенок и не думал уходить, наоборот, уже вовсю бегал по комнатам, обнюхивая углы и ножки мебели, — знакомился. Включив свет, Максимовна наконец хорошо его разглядела. Он оказался светло-шоколадным, короткошерстым, с висящими мохнатыми ушками и задорными карими глазами. Даже чем-то симпатичный.

— Вот я тебя! — уже менее уверенно сказала санитарка, но все-таки взялась за веник. Щенок понял, что на него сердятся, поджал хвост и ловко залез под диван.

Максимовна попыталась его оттуда выгнать — не тут-то было. Непрошеный гость уворачивался и скулил, как будто недоумевая, за что же его веником-то… Устав стоять на коленях перед диваном, санитарка рассердилась.

— Погоди у меня, злодей! Все равно выгоню. Пусть кто-нибудь другой тебя к себе берет, а мне такого добра не надо. Столько еще дел, а я трачу время на такую пигалицу!

Это был вечер Сочельника, и Максимовна собиралась приготовить назавтра праздничный салат и куриный окорочок с грибным соусом, а потом еще успеть на всенощную. Вздыхая и ворча себе под нос, она взялась за стряпню.

Почуяв из кухни мясные запахи, голодный «злодей» выполз из своего укрытия и осторожно процокал коготками по старенькому коридорному линолеуму.

— Ну? — грозно спросила Максимовна, увидев торчащую из-за дверного косяка робкую шоколадную мордочку. — Зачем пришел? Звали тебя, что ли?
Мордочка спряталась. Потихоньку выглянув, старушка увидела, что щенок понуро сидит у стены, широко расставив передние лапки и словно раздумывая, зачем судьба поманила его надеждой на добрую хозяйку, а сама подсунула эту вредную бабку, и можно ли в таком случае вообще ожидать от жизни чего-то хорошего. На мордочке у него отражалось бесконечное уныние.

Максимовна испытала даже что-то вроде сочувствия: ей сегодня до первой звезды тоже есть не полагалось, а угощение пахло до невозможности вкусно.

— Нечего баловать! — строго сказала она и щенку, и себе, после чего опять ушла на кухню, где на сковородке шкворчал, исходя жирком и праздничными ароматами, окорочок, а в эмалированном сотейнике бодро побулькивал наваристый грибной бульон.

Время от времени она искоса поглядывала на проем двери, но щенячий нос больше не показывался. Зато из гостиной вскоре раздался громкий зловещий стук. И не один. Максимовна, только успевшая снять сковородку с огня, вздрогнула и побежала туда. Зрелище было, как говорится, не для слабонервных. Сам по себе упавший торшер серьезно пострадать не мог, но в полете он зацепил кружевную салфетку, уголком свисавшую с буфета. Салфетке тоже ничего сделаться не могло, но на ней Максимовна для красоты расставила маленьких фарфоровых оленят, купленных давным-давно, свой фотопортрет минувших молодых годов в пластмассовой позолоченной рамке и букетик сухих бессмертников в крошечной фаянсовой вазочке. Оленята при падении растеряли кто хвостик, кто ножки, кто ушки. Вазочка разбилась вдребезги, а рамка от портрета треснула в двух местах и теперь годилась только на помойку.

— Ах ты!.. — вскрикнула Максимовна, давясь возмущением. — Ты где?!

Ей, конечно, никто не ответил. Осматриваясь, она очень скоро наткнулась на влажный взгляд карих собачьих глаз, блестевший из дальнего угла под буфетом. Наученная опытом, она не пошла за веником, а быстро вернулась на кухню, скрепя сердце, отрезала от окорочка кусочек поджаристой шкурки и с ним вернулась в комнату.

— Иди сюда! — с фальшивой ласковостью позвала она. — На, на! Иди сюда, кому говорю!

Стремительно нагнувшись, она протянула руку, готовясь схватить смышленого пса за шкирку и попросту выкинуть за дверь. Щенок оказался проворнее, он отпрыгнул в сторону, развернулся, слегка пробуксовав лапами по линолеуму, и опрометью кинулся в гостиную — прятаться под мебель. Но его ожидал ужасный сюрприз: коварная старуха, выманивая его в прихожую, успела плотно закрыть двери в комнаты и кухню! Бедняга заметался, запутался, прошмыгнул между войлочными тапками грозно приближавшейся санитарки и вылетел в единственный открытый дверной проем… На лестницу.

[ckokoko]

А ты, мамочка, меня часто не узнаешь

Максимовна тут же захлопнула дверь и облегченно вздохнула. В глазок щенка видно не было, но стоило ей прильнуть к прохладному стеклянному кружку, как с той стороны под дверью залаяли, заскулили и зацарапали лапами. Максимовна мрачно покачала головой, представив, во что могут превратиться ее придверный коврик и дерматиновая обивка.

Потом она пошла на кухню, где соус успел перекипеть и загустеть, так что в нем могла стоять ложка. Поправив дело, насколько было возможно, Максимовна прибрала в гостиной. Двух фарфоровых оленят и рамку пришлось выбросить в мусорное ведро, в торшере заменить лампочку. Подметая кусочки стекла, оставшиеся от вазы, старушка почувствовала, что ноги ее уже почти не держат. А ведь еще предстояла всенощная…

Санитарка поставила будильник на восемь часов и прилегла в спальне на застеленный зеленым одеялом диван, собираясь часок подремать. Из-за двери, ведущей на лестницу, доносились слабые жалобные звуки: это щенок горько оплакивал свое изгнание.

Максимовну уколола совесть. В конце концов, рядом было маленькое беззащитное существо, невесть как заброшенное в чужой подъезд, голодное и одинокое…

Усталая Максимовна погрузилась в сон, очень походивший на явь. Ей снилось, что у нее в комнате вдруг все стало золотое, как будто со всех сторон сразу лился свет, какой бывает утром при восходе солнца. Он был такой яркий, что виделся одинаково и открытыми глазами, и сквозь опущенные веки. И еще было очень тепло и покойно, только почему-то щемило в груди.

А самое странное и удивительное было то, что посреди комнаты стоял невысокий, очень красивый мальчик и внимательно смотрел на Максимовну. Максимовна сразу же села. Сердце у нее быстро-быстро заколотилось, потому что на всем свете мог быть только один такой замечательный мальчик, как этот…

— Сереженька, — изумленно сказала Максимовна, — сынок, как ты сюда попал? Да какой ты стал славный, румяный! Я тебя и не узнала…

— А ты, мамочка, меня часто не узнаешь, — грустно улыбнувшись, ответил Сережа. — Сколько раз я в твоем отделении бывал, и ты меня то ругала, то гнала, а один раз даже тряпкой грязной на меня махнула!

— Как это? — не поверила Максимовна. — Не может быть! Когда же?

Сережа ничего не сказал… Вдруг ей припомнилось больничное отделение, длинный крашеный коридор, маленькие мальчишки, стайкой бегущие от злющей бабки, которая машет на них шваброй… И ведь бабка-то — знакомей некуда, каждый день хмуро смотрит на Максимовну из зеркала! Золотые струны лучей жалобно зазвенели.

— А еще, мама, помню, я лежал совсем один с высокой температурой, и мне хотелось, чтобы кто-то из взрослых подошел и сказал мне что-нибудь в утешение: мол, не горюй, ты обязательно поправишься, не плачь, скоро будет легче. А ты прибиралась рядом и в мою сторону ни разу не посмотрела…

— Что ты говоришь, сыночек?

А перед глазами уже встала другая картинка. Случалось такое, сколько раз случалось, только дети все-таки были незнакомые. И чем горячее Максимовна спорила с сыном, тем грустнее у него делался взгляд. И свет вокруг ярче разгорался, так что уже глаза еле-еле выносили. А как тоскливо щемило сердце, даже сказать нельзя.

— Или вот, заглянул я как-то в храм, куда ты ходишь. Подошел к аналою, любовался, слушал, как поют псалмы… А ты стояла позади меня и ворчала, что все у меня не так и зачем такие, как я, вообще сюда ходят…
Тут старушка наконец не стерпела:

— Да что ты, Сереженька, разве я когда-нибудь тебе такое говорила? И ведь ты умер давно! Это все чужие дети!

Тут Сережа посмотрел на мать так печально, что у той в глазах помутнело и защипало от выступившей соленой влаги.

— А ты представь, мама, вот умрешь и ты, придешь к Господу, и Он тебе скажет: «Не хочу тебя знать, чадо, ты Мне чужая!» Каково тебе тогда будет?

Максимовна услышала и залилась слезами. И вдруг свет перестал жечь, а Сережа повеселел.

— Я, когда на земле жил, не любил, если ты плакала. А теперь понимаю, что покаянные слезы — огненные, но за них Господь нас больше всего утешает. Пойдем, мама, скоро случится великое чудо.

И сейчас, когда сияние уже не резало глаза, Максимовна разглядела за спиной сына два ясных блистающих крыла. Как удалось ее собственному телу оторваться от земли, она так и не поняла. Внизу темнел и мерцал огоньками город, а навстречу летел чистый и сладкий, как родниковая вода, ночной воздух.

— Гляди-ка, Сережа, в скольких окошках свет, сколько людей не спит…

— Это не окна, мама, это рождественские свечи в храмах. Смотри теперь не вниз, а вверх, нам туда нужно. <…>

А вверху сверкала звезда, ярче которой старой женщине видеть никогда не приходилось. Этот свет делался все ближе, и чудилось, как будто в темном небе открывается дверь в ярко освещенную комнату… Но это оказалась не комната, а храм, такой огромный и царственный, что захватывало дух. Он весь был полон звуков, весь горел золотом и яркими красками, словно живая радуга. Струился свет, струились певучие голоса, и такая невыразимая сладость теснилась в сердце, что слезы сами лились из глаз, и нельзя было сказать, от радости они или от мучительной бессловесности. Невидимый хор пел: «Аллилуйя».

— Сыночек, это рай?

— Нет, мамочка, только преддверие. Мне позволили тебя сюда ненадолго привести, чтобы ты порадовалась. Я за тебя долго-долго молился!

— А можно поближе к Царским вратам подойти? Так хочется посмотреть!

— А ты сделай несколько шагов и сама все поймешь. Мы с тобой сейчас у самых дальних дверей стоим.

Только один шаг и смогла сделать Максимовна, дальше ноги не понесли. Такая была кругом красота — и добрая, и грозная, и ласковая, и пламенная, — что старушка не посмела больше двинуться. Стояла, смотрела, слушала, а то, что ни глазам, ни ушам не под силу, вбирала сердцем.

Окружающее торжество нарастало, близился великий час. Где-то на земле, в бедном вертепе, облекался в человеческую плоть Господь Бог, чтобы люди могли не только стоять в слезах перед дверями рая, чтобы они могли обрести дорогу и дальше… А когда настала минута самого большого ликования, Максимовне подумалось: «Господи! Вот так бы и умереть, в такой благодати!»

Но она не умерла, а вернулась опять домой, в свою спальню. Сережа еще был с ней, теплый и лучистый, как маленькое солнышко.

— Сыночек, ты сейчас уйдешь! Я теперь все буду делать, чтобы мы с тобой опять встретились. Помолись за меня перед Господом, пусть Он мне поможет. Ох, если бы я могла тебя обнять, как раньше!

— Я, мамочка, за тебя всегда молюсь. Если бы ты знала, как ангелам жалко людей, как мы о вас часто плачем!

Максимовна почувствовала на своем лице ласковое, гладящее тепло, как прикосновение нежного крыла… Голос сына сказал тихонько прямо у нее над ухом:

— А собачку ты не выгоняй, это я ее для тебя попросил!

— Да зачем же она мне, Сереженька?

— Для веселья, мама. Я ведь вижу, какая ты всегда грустная. Помнишь, когда мы еще с тобой вместе жили, я все хотел маленького щенка?

— Помню. Уж как я потом себя корила, что отказывала тебе, как жалела!

— Больше об этом не жалей. Ты теперь и других детей полюбишь ради Господа и меня, а собачка будет тебя дома ждать, встречать, радоваться… Господь по-разному наши сердца смягчает. А на суде Он и зверям дает речь, чтобы они о нас свидетельствовали, ты это знай. Спаси тебя Христос, мама! Мне пора.

Тут Сережа исчез, а Максимовна проснулась в слезах. Она с испугом обнаружила, что за окном светает. Ее сон оказался таким крепким, что она совсем не слышала, как прозвенел будильник, а сейчас был уже седьмой час утра.

Плюшка и есть!
— Всенощную проспала! — ахнула Максимовна, но тут же прислушалась к себе и вспомнила, какая великая радость ей подарена во сне.

Да ведь была, была она на всенощной вместе с Сережей! Она встала на колени перед иконами, долго молилась и благодарила Бога. Потом вытерла слезы и… вспомнила о последних Сережиных словах.
За дверью на лестницу было тихо. Дом еще спал, ничьи шаги не тревожили каменных ступенек. Максимовна в тревоге приоткрыла дверь и выглянула. Щенок лежал на коврике, свернувшись зябким калачиком, и, услышав шум, поднял голову. В его больших блестящих глазах недоверчивость боролась с надеждой. Последняя, несмотря ни на что, побеждала.

— Ну, заходи, что ли! — неловко позвала санитарка и посторонилась, чтобы щенок мог прошмыгнуть мимо нее. Но он не трогался с места. — Что, обидела я тебя вчера? Ну, прости меня, не сердись. Пойдем!

Собачка, подумав, поднялась и нерешительно заглянула в прихожую. Воспоминание о вчерашнем вечере мешало ей безбоязненно переступить порог.

— Вот беда! Ну и как же нам — до обеда в дверях стоять? Иди, мой хороший, иди сюда! Иди, я тебе за ушком почешу!

Наверное, в собаках больше веры в человеческую доброту, чем в нас самих. Щенок сделал несколько осторожных шажков, вопросительно посмотрел на Максимовну и, увидев, что она не злится и не собирается хвататься за веник, потихоньку вошел в квартиру.

— Ну, слава Богу! Дай я тебя поглажу… Молодец, умница!

Обрадованный лаской гость мигом повалился на пол, подставляя Максимовне светло-коричневое брюшко.

— Ой, да ты девочка, оказывается! Ну, давай почешу пузо, давай… Какая же ты хорошенькая, прямо плюшевая… Плюшка и есть! Идем, позавтракаем тем, что Бог послал. Плюшка, Плюшка!

Плюшка на этот раз не заставила себя упрашивать.

Как будто в лес к медведям иду!
Пристально рассмотрев витрину киоска, Максимовна выбрала самый большой и яркий апельсин. Продавщица поупиралась, но в конце концов согласилась вынуть его из-за стекла для настырной покупательницы. После этого старушка забралась в автобус и поехала на другой конец города, крепко держась за свою потертую кожаную сумку.

День был замечательно солнечный и одновременно морозный. Автобусное окно заиндевело, поэтому сквозь ледяные цветы не было видно улиц, по которым извивался и петлял маршрут. Билетерша поначалу ленилась объявлять остановки, но ее пристыдили, и она начала неохотно выкрикивать:

— Дом культуры!.. Есть на выход? Следующая — Школа-интернат…

Максимовна вышла на Северо-западном разъезде. Район был новый, для нее незнакомый, раньше она никогда в эти края не попадала. Вокруг стояли высотные дома, между которыми в снегу зябли разноцветные детские площадки. Санитарка огляделась в надежде увидеть Катю катающейся с горки или бегающей вокруг лазалок. Но было холодно, горки и лазалки пустовали.
Адрес Максимовна запомнила наизусть, у нее вообще была очень хорошая память, несмотря на возраст. И дом, и подъезд нашлись быстро, теперь оставалось подняться в лифте на шестой этаж.

Почему-то очень быстро билось сердце, и вообще Максимовна волновалась. За долгие годы сердитого недовольства она совсем разучилась ласково обращаться с людьми. Оказавшись перед чужой дверью, обитой коричневыми рейками, старушка достала из сумки Катиного игрушечного щенка и апельсин, но все никак не решалась позвонить. Ее даже охватила паника — было совершенно непонятно, что говорить и как себя держать. А если ее вдруг начнут благодарить, тогда что делать? Вот беда-то…

«Да что это я? — рассердилась Максимовна на саму себя. — Как будто в лес к медведям иду!»

И вдруг вспомнила, как, бывало, гордилась тем, что к ней самой боялись подходить с просьбами…

«Что же я скажу? Ох, Господи, помоги, надоумь Ты меня! Каково им-то раньше было со мной разговаривать? Поди, тоже поджилки тряслись… Ладно, не топтаться же вечно у порога, раз пришла. Ну, с Богом!»

Она вздохнула, тщательно перекрестилась и нажала на пухлую белую кнопку звонка.

[Лариса-Лорхэн]

Про Марика супер!
Рождественская сказка тронула до слез

[Лариса-Лорхэн]

Точно

Умора! Тут свадьба на носу, а они ЭТО отстригли!

😂😂😂

[ckokoko]

Фея с блинами или как Марина нечаянно спасла соседей

Мы публикуем здесь истории из жизни. Сегодня вы узнаете как душевное тепло героини растопило эмоциональный лед, в который вмерзли и страдали три человека сразу. А при чем здесь блины, - спросите вы? С них все началось!

Марина любила свою семью. Супруг работал в охране, старший сын занимался борьбой, а младший ходил в хоккейную секцию. Вполне себе сказочное семейство - Марина и три богатыря. Все крепкие, рослые и с хорошим аппетитом.

Поэтому наша героиня давно научилась быстро и вкусно готовить. Чего только не освоит настоящая женщина, ради счастья своих родных.

Все началось самым обычным утром в пятницу.
Привычно проснувшись в начале шестого, Марина вышла на кухню и взялась за дело: взбила тесто из муки и яиц с водой. Расставила на плите четыре сковородки, добавила в жидкую основу немного корицы, горсть изюма, еще чуть-чуть коричневого сахара и щепотку соды.

Вот горячие сковородки дождались: зашипели на чугуне первые будущие блинчики. Только успевай переворачивать и новую порцию теста наливать. В редких промежутках Марина сварила себе кофе, умылась, зубы почистила. Утро как утро, ничего особенного.

Жарила, думала о своем. Конечно, на кухне стало жарко, хоть форточка и нараспашку. Сыновья и муж еще спали, Марина зевала и переворачивала блины. В этот момент сверху донесся громкий капризный голос мальчика.

Новые соседи приехали в их дом около двух месяцев назад, но пока ни с кем не общались, не здоровались. Марина их не знала, хотя и видела несколько раз на лестнице.

- Закрой окно, папа, пожалуйста! Слюнями захлебнусь же.

Марина навострила уши, мальчик повторил свою просьбу громче.

Затем бабахнула форточка и настала тишина.

А на душе у Марины наоборот стало громко. Внутренний голос завел песнь о том, что блинов получается много, а соседского ребенка, хоть они и не знакомы, можно/нужно угостить. Непонятно чем питается мальчик, живущий с очень старой бабушкой и отцом, вон, от одного запаха нормальной еды - чуть не разревелся.

Марина колебалась секунд тридцать. Потом решительно положила стопку в десять блинов на яркую тарелку, завернулась в длинный халат, опоясала обширную талию и влезла в короткие теплые чуни. Они как раз, чтобы за почтой в подъезд выйти стоят в прихожей наготове. Потопала наверх, позвонила в дверь.

Высокий, весь какой-то взъерошенный узкоплечий сосед густо покраснел. Начал извиняться и отказываться, но тут под рукой у него стремительным маленьким зверьком прошмыгнул бледный ребенок.

Схватил угощение, сунул один блин в рот целиком, побежал на кухню, пробурчал по дороге что-то вроде: "аиба". И-за набитого рта мальчика дикция получилась специфическая, но Марина догадалась о смысле.

Сосед переминался с ноги на ногу на пороге и бубнил, что ему неловко, он не должен и неудобно. Вот.

- Неудобно на потолке спать, одеяло падает! – отрезала Марина и удалилась.

Вечером сосед явился вместе с сыном. Принесли плохо отмытую, скользкую от масла тарелку и поблагодарили. Развернулись уходить. Мальчик втянул носом запах борща и котлет с пюре... В животе у него громко заурчало.

Марина не поняла как, но за их семейным поздним ужином оказались и нелепые соседи сверху.

Поели, сказали спасибо. Семья Марины с мамой не спорила, под руку с половником никто не совался. Хотя мальчишки и таращили глаза. А муж чесал в затылке. Когда неожиданные гости уходили, Марина положила им с собой котлету для бабушки. И пригласила на ужин в воскресенье.

Сначала так и повелось: соседи заходили пару раз в неделю. Игорь – так звали папу, обязательно приносил с собой бананы, апельсины, конфеты. Т. е. являлся не с пустыми руками. Ел он мало, было заметно, что стесняется.

Норовил оставить сына поужинать одного, потом спускался за ним. Вскоре Марина выяснила, что Игорь вдовец, готовить не умеет.

Бывает такая порода людей с руками, которые растут из... одного места. При этом с головой у соседа порядок: небездарный профессионал, связанный с вычислительной техникой. Сейчас (спустя двадцать лет) компьютерами занимается.

Старенькая бабушка его покойной жены, и ее сын от первого брака в этой странной семье перебиваются самой простой едой: творог, каша из пакетиков, вареные яйца.

Марина осознала факты не сразу.

Бабушка покойной жены Игоря, плюс ее сын от первого брака. Живут с ним. А где биологический отец мальчика и другие родственники?

Информацию из Игоря пришлось клещами тянуть.

Все исчезли с горизонта, когда Галя слегла. Болела она около трех лет. Игорю и ребенку со Светланой Васильевной тогда пришлось трудно. До болезни внучки бабушка была довольно шустрой, хоть и старенькой, но страдания любимицы что-то надломили в душе. Светлана Васильевна словно замерзла и утратила энергию.

Игорь не самый общительный человек, о помощи просить никогда не умел. Это у него коряво получалось. Своя родня на Севере. Дали пару советов, да и отстали. Он к ним тоже не стучался с вопросами. Нет и нет.

А с Галиной стороны все хуже и запутаннее. Она двоюродную бабушку забрала, когда ее в дом престарелых родственники наладили.

И первый муж (отец Васи) развелся с Галей по этому. Чужая старушка в доме его дико раздражала.

Где он сейчас Игорь понятия не имел. Алименты Галя не оформляла. Искать биологического отца с полицией Васин отчим не хотел.

Он трудно сходился с людьми. Немного человек в футляре, такой характер. В Галю влюбился, неожиданно для себя. Удивился и женился.

А она ответила на его чувство взаимностью. Все словно собой получилось. И целый год они были очень счастливы. Пока не узнали, что боли в животе у жены это не просто так, мелочь какая-нибудь.

Старушку и пацана, который уже давно звал его отцом, он не бросил. Не мог, не хотел. Но в этой ситуации теперь жил с напряжением, общей усталостью и подступающей готовностью съехать с катушек.

После похорон Игорь поменял квартиру. Все в прежней напоминало о сгоревшем счастье, о боли и страданиях.

Так и оказались в доме Марины. Жили, как будто на перекладных, даже не все сумки разобрали. Не повесили занавески, не сделали генеральную уборку. У Светланы Васильевны не хватало сил, а Игорь был как вне себя последнее время.

Бабушка часто и много плакала, пацан дерзил и плохо учился, Игорь злился и молчал. Всей этой странной компании жилось несладко. Три чужих человека под одной крышей, три разных фамилии, три трудных характера.

Марина решила помочь от щедрости натуры и избытка душевного тепла, как будто ее кто под руку толкнул. Взяла и предложила готовить на обе семьи сразу. Игоря и его подопечных она громко начала называть семьей: ваша семья и наша семья, - так это звучало в диалогах.

Марина постановила следующее: будем считать деньги за продукты, делить их. Готовить на обе семьи станет Марина. Котел общий.

Игорь пыхтел, ворчал, пытался доплачивать за работу, был филигранно послан, не сразу, но угомонился. При этом дружить с мужем Марины у него не выходило. Мужчины друг друга не понимали, но и не ссорились.

Нагрузка на Марину увеличилась, но не в два раза. Хорошие хозяйки нас поймут. Зато бабушку и мальчика через месяц было не узнать. Оба с румянцем на щеках, подобревшие, повеселевшие.

Старушка стала меньше пыхтеть и хныкать, муж Марины отремонтировал ей радио, нашел какую-то подходящую волну. Она взялась слушать музыку и анекдоты, читать не могла, глаза видели скверно. Когда бабушка притушила градус ворчания и плаксивости, начало налаживаться настроение мальчика.

Затем Марина научила Васю мыть посуду и полы, протирать подоконники и плиту. Ребенок пытался фыркать, что он не девчонка, но Марина это пресекла. Куда деваться, если папе некогда, а бабушка древняя? Помогать обоим!

- Не развалишься, радость моя. Вообще, лучшие повара в мире – мужчины.

Вася не поверил, а Марина сказала, что это легко проверяемый факт.

Вася спросил так ли это у классного руководителя и в школьной библиотеке. Да, продублировал запрос. Компьютера в тот момент ни у кого из наших героев не было.

Но немного позже Игорь купил технику для мальчика, когда Вася созрел для учебы, а не только игр, стал настоящим помощником Марины. Картинки изысканных блюд в ее кулинарных книгах вдохновили, или сам втянулся? В семье нашей героини его стали называть поваренком. Вася не обижался, кивал.

- Ага.

В первый раз Игорь даже не поверил, что ест борщ, приготовленный сыном, потом коряво похвалил, поцеловал в макушку.

- Спасибо, сынок.

Васю прорвало, он громко, даже слишком громко зарыдал.

Сыновья Марины быстро улизнули с кухни, муж ушел курить на балкон. Вася давился слезами, а Игорь пытался понять, что произошло. Выяснили, что Игорь не называл Васю сыном. Никогда. А он давно ждал, надеялся и уже отчаялся.

Игорь разводил руками.

- Прости.

Вася кивал и всхлипывал, начинал успокаиваться. Марина дала ребенку платок. Не больно, не обидно, но вдохновляюще и отрезвляюще постучала кулаком по лбу Игорю. Потом отправила ребенка умываться.

Немного позже все пили чай и ели блины с вареньем. А их тоже Вася напек.

Игорь старательно хвалил ребенка и активно двигал челюстями. Блины действительно получились вкусные.

Семья нашей Марины за таким интересным представлением наблюдала с восторгом. У младшего сына горели глаза. Марина даже подумала, что журналист какой вырастет, скоро вопросы задавать начнет. Погрозила пальцем. Мишка маму послушал, приставать к зареванному Васе не стал.

У Игоря, Васи и их бабушки, на самом деле, конечно, двоюродной прабабушки Гали, но кому какое дело до подробностей, - именно в этот вечер растаяла последняя глыба льда.

Когда Вася заснул, Игорь и Светлана Васильевна сели вдвоем на кухне, вспоминали Галю, несколько часов проговорили о ней. Боль отпускала, а взаимопонимание росло.

Не будем преувеличивать и рассказывать, что ребенок вышел в отличники и стал слишком послушным, но Игоря перестали вызывать в школу. А через некоторое время он вместо опеки оформил полноценное усыновление.

Количество фамилий в этой теперь уже дружной семье сократилось до двух.

Счастливый Вася сгоряча пообещал папе учиться на пятерки. Наврал, конечно. И ничего страшного.

Бабушка жила еще долго и до последнего двигалась, не слегла. Игорь прикупил стиралку. Старушке понравилось запускать в стирку белье.

На Игоря поглядывали разведенные подруги Марины, но не складывалось. В итоге он через пару лет женился на медсестре из поликлиники, которая к ним забегала делать Светлане Васильевне уколы.

Тогда и прекратилось совместное питание семей. А меньше общаться не стали!

ЗЫ: Младший сын Марины Миша и Вася дружат. Один тренером в спортшколе стал, второй замечательный повар. Вася взял в ипотеку квартиру в соседнем доме. А Игорь со своей медсестрой родили пару классных девчонок.

На одной из них Мишка собирается жениться. Теперь традиционные пятничные блины на две семьи пекут по очереди: то Вася, то Марина. А все не всерьез спорят - чьи вкуснее.

Авторы: Наталя Шумак и Татьяна Чернецкая.

[ckokoko]

Лекарство от топора

Есть поговорка: мол, настоящий мужчина пойдет к врачу, только если топор в спине мешает ему спать.
Так вот, это неправда. Я серьезно.
Мужик не пойдет к врачу. Еще нет. Клиент не созрел, как говорят патологоанатомы.
Нет, сначала он пойдет к другому мужику. Своему другу, приятелю или просто случайному знакомому. Тут без разницы. Хотя нет... Незнакомому веры даже больше. И спросит его настоящий мужик небрежно, после пяти-шести стопок (раньше некомильфо, все-таки давно не виделись):
- Помнишь, ты говорил, у тебя года три назад в пальце ноги крючок застрял. Че делал?
Тот, конечно, тоже настоящий мужчина.
- Да че делал. Как обычно. Фигня-война. Тормознул дальнобоя, кинули трос, дернули по-быстрому. Горелкой прижег, водкой внутрь продезинфицировал. И нормально. Через полгода из реанимации вышел как новенький. А у тебя че?
- Топор.
- Нормальный такой топор. Уважуха, бро. И в чем загвоздка?
- Спать мешает.
- Аа!
- Че делать-то?
- Ну, не знаю, спи на боку. Мне помогло.

[ckokoko]

Давай в храм зайдём погреться.

- Я замерз, Варя, я есть хочу, - ныл Ваня, слизывая языком сопли с верхней губы.

- Не ной. Я тоже замёрзла. Давай в храм зайдём, погреемся. Тётя Маша говорила, что тут Боженька живёт. – Двенадцатилетняя девочка вела брата по заснеженной улице, крепко держа его за руку.

- А кто это? – Ваня втянул в себя сопли, но они снова потекли, и он мазнул варежкой под носом, оставив на щеке мокрый след.

- Боженька – это Бог. Он Землю создал и всё на ней. Так Тётя Маша сказала. Смотри, дверь открыта. – Варя потянула брата к крыльцу.

Они быстро поднялись по ступенькам храма, прошли узкий небольшой коридор, у высоких деревянных дверей Варя остановилась в нерешительности.

- Пойдём, я замерз, - проскулил Ваня, от нетерпения притоптывая.

Варя отпустила руку брата и потянула на себя дверь. Но она оказалась слишком тяжёлой. Тогда девочка уперлась в пол ногами, двумя руками потянула снова ручку двери, откинувшись назад. Дверь на кованых петлях неохотно поддалась. Варя тянула и тянула её, надув щёки от напряжения.

- Давай, быстро проходи, я не удержу ее долго, - сдавленным от напряжения голосом сказала Варя.

- Не, я боюсь, я с тобой, – заартачился шестилетний мальчик, заглядывая испуганными глазами через щель внутрь.

Варя из последних сил дёрнула ручку на себя, отпустила её и, толкая брата перед собой, проскользнула в храм. Медленно и бесшумно дверь закрылась за ними.

В храме было тихо и нежарко. Из узких длинных окон проникал уличный свет, но его не хватало для освещения вместительного пространства. Таинственный запах ладана и свечей окутал Ваню. На подставке у ближайшей иконы металось пламя нескольких свечей. Жёлтые огоньки казались ослепительно яркими в полутьме. Варя подтолкнула брата вперёд.

- Варя, а чего они смотрят на меня? – прошептал Ваня испуганно.

- Не на тебя, на всех. Иконы специально так изображают. Не бойся, не разговаривай и не шуми. Хочешь на скамейке посидеть? – Варя показала на две лавки у входа слева.

- Нее, - протянул Ваня и для убедительности помотал головой.

Широко распахнутыми глазами он смотрел по сторонам, крутя головой. Вроде люди нарисованы, но их удлинённые лица не похожи на обычные, а глаза у всех большие и грустные.

- А почему у них лица такие? – забыв о предостережении сестры, громко спросил Ваня.

Варя зашикала на него. Раздались шаркающие шаги, умноженные коротким эхом. Варя с Ваней разом обернулись на маленькую сухонькую женщину в тёмном платке и длинной юбке, мелкими шажками спешащую к ним.

- Что вы тут делаете, дети? Где ваши родители? – спокойно и нестрого спросила она.

- Мы погреться зашли. Мы тихо, - сказала Варя и сжала руку брата, давая сигнал молчать.

- Сюда не греться приходят, а молиться. Подойдите к иконе, какая больше нравится, и попросите о самом важном. Детская молитва вперёд всех доходит до Бога. Просите со смирением и кротостью. – Женщина показала рукой на икону в полный рост, на которой был изображён модой мужчина.

- А это Боженька, да? – прошептал Ваня.

- Нет. Бога нельзя изображать. Это его Сын — Иисус Христос. – Женщина подтолкнула обоих в спину поближе к иконе.

- Проси, чтобы мама поправилась скорее. Шёпотом только, – сказала Варя и зашевелила полуоткрытыми губами.

Ваня смотрел то на икону, то на Варю. Сбоку заметил мужчину, который застыл у лика молодой красивой женщины, прижавшись лбом к стеклу. Она смотрела прямо на Ваню, показывая рукой на пухлого младенца на своих коленях. Мальчик поёжился от её взгляда и посмотрел на сестру, собрался спросить. Но Варя прикрыла глаза и безмолвно шевелила губами.

«Я хочу, чтобы мама поправилась и скорее и вернулась домой. И тётя Маша скорее приехала, а то у нас есть нечего. Я больше никогда обманывать маму не буду и драться с мальчишками…» - думал Ваня про себя, глядя в строгие глаза Сына Бога. Имя его он не запомнил.

- Что тут, Людмила? – Ваня услышал приглушённый голос позади и оглянулся. Женщина кисточкой смахивала какие-то крошки с подставки для свечей себе в ладошку. Спиной стоял крупный человек в чёрной одежде до пола. Из-под странной шапки на его спину спускался жидкий хвост седеющих волос. Мужчина оглянулся на детей. От его взгляда Ваню взяла оторопь.

- Да вот, отец Сергий, дети погреться зашли.

Мужчина направился к ним, и Ваня отвернулся, думая, что он сейчас их отругает и выгонит на улицу. Рядом затрещала свечка на подставке, и на плечо легла рука. Ваня вздрогнул.

- Ну-ну, не бойся. Случилось что у вас? – с ласковой улыбкой спросил человек в чёрном одеянии, которого женщина назвала отцом.

Вблизи он показался Ване совсем нестарым. «Как он может быть отцом той женщины? И почему его зовут не Сергей, а Сергий?» - удивился мальчик, глядя на него снизу вверх.

- У нас мама в больнице. Мы к ней ходили, но нас не пустили из-за карантина. Мы зашли... Мы сейчас уйдём. – Варя потянула Ваню за руку к двери.

- А с кем же вы дома? Одни? – не отставал отец Сергий.

- Мы с тётей Машей, но она уехала к дочке. Сказала, что на следующий день вернётся, а до сих пор не приехала, - виноватым голосом ответила Варя.

- Людмила! – окликнул Сергий сухонькую женщину. – В трапезной осталась еда? Чаю согрей и напои детей, – сказал он подошедшей Людмиле. – Идите, от горячего быстрее согреетесь, – пообещал он ребятам.

Женщина привела их в обеденный зал, усадила за большой длинный стол, накрытый белой скатертью, с лавками по бокам. В комнате больше ничего не было, кроме нескольких небольших икон на стенах. Вскоре перед ними Людмила поставила тарелку с печеньем и конфетами, две чашки с дымящимся чаем. Она села напротив и, подперев голову рукой, смотрела на ребят.

Ваня сразу схватил конфету, развернул и целиком засунул в рот. Пожевав её немного, поднёс чашку и с присвистом втянул в себя глоток горячего чая. Варя пила аккуратно, не обращая внимания на шумное прихлёбывание брата. Она тоже обжигалась, держала чай во рту, глотала и тут же отпивала снова, обхватив чашку двумя руками. Людмила вскочила и ушла куда-то, а вернулась с двумя большими красными яблоками.

- Может, ещё налить? - спросила она, когда чашки опустели.

- Спасибо. Не надо. – Ваня давно развязал шарф и расстегнул куртку, согревшись.

Они съели всё печенье с тарелки, остались лишь несколько конфет.

- Конфеты с собой возьмите. Дома чайку попьёте. – Людмила положила их в пакет и встала из-за стола. – Вот, отец Сергий велел вам собрать. Макароны сможешь сварить? – спросила Варю.

Та кивнула радостно.

- Тут ещё хлеб, батон, яблоки и консервы, правда, рыбные. С макаронами их не съешь. Но вилочкой подави и на хлеб положи. Вкусно будет, – наставляла она, подавая увесистый пакет Варе.

- Спасибо большое. – Варя потянула брата к выходу из трапезной.

- А почему вы назвали его, – Ваня мотнул головой на дверь, - отцом? Вы же старше его.

- Все так священника называют, даже если он вдвое младше. Так положено из уважения к сану. – Ваня ничего не понял, но переспрашивать не стал.

- А с вашей мамой-то что? – в свою очередь поинтересовалась женщина.

- Не знаем. У нее живот сильно болел, «скорая» в больницу увезла, – Варя сразу посерьёзнела отвечая.

- Далеко ль живёте? – Людмила ни разу не улыбнулась, в отличие от отца Сергия.

- Да нет. Две остановки отсюда, – сказал Ваня, осмелев.

- Ну, хорошо. Пойдёмте, провожу.– У выхода из храма она перекрестила обоих, сказав: «С Богом».

Согревшись от горячего чая, брат с сестрой быстро дошли до дома. Варе даже жарко стало от тяжёлого пакета.

А вечером приехала тётя Маша. Брат с сестрой наперебой рассказывали о своём приключении, о вкусном чае с печеньем в храме. Она едва успевала отвечать на множество вопросов, задаваемых Ваней.

- Завтра договорим. Я с дороги устала. Утром позвоню в больницу, а может, и схожу. А хотите, ко мне пойдём спать? Или я с вами останусь? – Спросила соседка уже от дверей.

Брат с сестрой дружно покачали головами, отказавшись. Им ещё о многом хотелось поговорить перед сном. Одним.

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Молодой священник зычным голосом дал Отпуст, растягивая последние слова. Короткое эхо отозвалось откуда-то сверху. Потом взял большое распятие и подошёл к краю амвона. Прихожане выстроились цепочкой для целования.

- С Богом, Анна. С Богом, Степан. С Богом… - говорил священник каждому подходившему к распятию.

Наконец, шарканье ног, шелест шёпота стихли, а с ними исчезло и эхо. Храм затих.

- Молодец. Хорошо служил. Как Наталья? – спросил старый священник молодого, снимая рясу.

- Да вот-вот родит. Вам спасибо, отец Сергий. Я служил и вспоминал первую нашу встречу с вами, с этим храмом. Я специально просился именно сюда, когда епархия ответила положительно на просьбу перевести меня в родной город. – Отец Иоанн помолчал. – Мне кажется, я не отдавал себе отчёта, но уже тогда решил, что хочу остаться здесь, в этом храме.

- Поистине неисповедимы пути Господни, - улыбнулся отец Сергий.

Отец Иоанн торопился домой, где его ждали беременная жена и мама. Чёрный подрясник вился вокруг ног, а от ветра надувался колоколом. Его провожали взгляды молодых девушек, сожалеющих, что красивый молодой человек посвятил свою жизнь Богу, а значит, навсегда потерян для них. Но молодой священнослужитель не замечал, ни взглядов, ни девушек, ни майского тёплого солнца и нежной листвы на деревьях. Он думал о своей любимой Наташе и будущей дочке Софии. И о том, что всё в нашей жизни происходит неслучайно.

[ckokoko]

СЧАСТЛИВОЙ БЫТЬ ОБЯЗАТЕЛЬНО

Отец ушел из семьи к другой женщине, когда Машеньке было четыре года. Ушел сразу после Нового года, на пороге сказал дочери «прости» и закрыл за собой входную дверь. Мама восприняла этот факт совершенно спокойно, даже как необходимую закономерность. В ее семье ни у одной женщины не было долговечных союзов. Но через пару недель она ночью выпила весь димедрол с анальгином, что были в доме, и тихо уснула навсегда.

Утром Маша долго и громко будила маму. Потом кое-как позавтракала тем, что нашла в холодильнике и снова вернулась, будить маму. Устав, уснула, прижавшись к ней.
Январский день проходит очень быстро, уже начинало смеркаться, когда девочка открыла глаза. Она проснулась от холода, натянула сильнее на себя одеяло и плотнее прижалась к телу матери, но от этого ей стало еще холоднее. Вот тогда Машенька и поняла, что это от матери идет такой глубокий и невыносимый холод. Раскаленные слезы обожгли лицо девочки.

В прихожей открылась входная дверь. Маша вихрем кинулась туда, это пришла Галя, мамина младшая сестра.

- Манечка, ты дома. А мама, где? Звоню ей целый день, почему она трубку не берет? Я же волнуюсь!

Маша схватила тетю за подол шубы, резко потянула за собой. Она смотрела на Галю большими заплаканными глазами, тыкала указательным пальцем в сторону спальни, что-то неистово кричала. Но звуков не было: широко открывался рот, жутко кривилось лицо, потоком текли слезы и сопли, но звуков не было.

Родить ребенка Галина так и не смогла, поэтому муж ушел от нее, прожив вместе пять лет. Свою племянницу она любила искренне и преданно, можно сказать, что была ей второй мамой. Естественно, когда случилась трагедия, Галя оформила все опекунские документы и Машенька осталась с ней. Она окружила девочку безраздельным вниманием, но никакое лечение и реабилитация в течение трех лет, так и не вернули племяннице голос.

Этой зимой морозы пришли на Крещение, со снегом, с настоящим, скрипучим снегом. Машенька с подружками целый день катались на санках в парке, слепили целую снеговиковую семью, валялись в сугробах и делали «ангелов».

- Все, пора домой. На тебе вся одежда уже колом стоит от снега, а перчатки в льдинки превратились. Поехали. Еще в магазин за молоком и макаронами заедем, - засобиралась Галина.

Люди входили и выходили, двери открывались и закрывались, а рыжий кот спокойно сидел с правого бока от входа в магазин. Сидел с умным видом, прикрыв глаза, типа ему ничего не надо, он тут просто воздухом дышит, только передними лапами перебирал от холода. Машенька подошла к нему вплотную и присела на корточки. Показала Гале, чтобы она шла сама в магазин.

- Ладно, я быстренько все куплю, а ты отсюда ни шагу!

Девочка медленно погладила кота, тот привстал, выгнул спину от удовольствия и замурчал. Маша обхватила рыжего за шею и прижала его голову к своей щеке. И вдруг горячие слезы потекли по щекам, а кот стал их слизывать, чихал и слизывал.

- Фу, ты, что такое делаешь. Он же уличный, грязный.

Галя схватила Машу за руку и потащила к машине. Девочка упиралась и пыталась вырваться, но Галина силой запихнула ее на заднее сидение и села за руль. Кот тоже подошел к машине, он смотрел на Машу и мяукал.

- Так нельзя, он уже мой, а я его бросаю, - шептала Машенька, размазывая слезы по стеклу.

- Это ты говоришь? Повтори, повтори еще раз, - срывающимся голосом просила Галя.

- Мы не можем его бросить. Он умрет без меня! – закричала племянница прямо ей в лицо.

Женщина выскочила из машины, схватила кота в охапку и села к Машеньке на заднее сидение. Рыжий от страха впился когтями в ее шубу. Увидев девочку, перескочил к ней на колени, лег и замер.

- Хочешь этого кота, пожалуйста. Так бы сразу и сказала, я бы давно его тебе нашла, - счастливо улыбалась Галина.

Екатерина Яковлева

[ckokoko]

Бронштейн И.Я - минская пенсионерка (81 год!), в прошлом - учитель истории, потеряв самых близких людей, начинает вдруг строчить ИЗУМИТЕЛЬНЫЕ стихи,  в которых сквозь юмористическую форму просвечивает невероятная глубина содержания. 
  Её система : АКТИВНО НАХОДИТЬ поводы РАДОВАТЬСЯ !   Эти «БЛАЖЕНСТВА» стали «ПСИХОЛОГИЧЕСКИМИ" лекарствами :

*     
    Какое БЛАЖЕНСТВО... - проснуться и знать,
Что вам на работу - НЕ НАДО бежать... ))
    И день наступающий - очень ХОРОШ...!!!)),
А если болеешь, то значит ЖИВЁШЬ...!!!))
    И старость - совсем НЕ ПЛОХАЯ пора...
Да здравствует -  время СВОБОДЫ ! ... Ура-а-а !!!! )))
* * *           
    Какое БЛАЖЕНСТВО... ! Я в старости знаю,
Что всей КРАСОТЫ своей - НЕ потеряю...))
    Нельзя потерять то, чего не имела....
КРАСАВИЦАМ - хуже...  Но это - их дело...
    Для  них -  этот ФИТНЕС..., ДИЕТА..., ПОДТЯЖКИ....
Мне жаль их... Ну что же...  - Держитесь, БЕДНЯЖКИ !!! ))
* * *                                 
    Какое БЛАЖЕНСТВО... - по рынку ходить...
И новую кофту однажды купить...!!!!
    Обновка – молекула  миниБЛАЖЕНСТВА...
В потоке природного несовершенства...
    И  РАДОСТИ разные - встретятся чаще…
Не смейся над бабушкой - в кофте БЛЕСТЯЩЕЙ...))
                                                                   
* * *                                 
    Какое БЛАЖЕНСТВО, когда в Январе
Крещенский мороз и пурга на дворе…((
    А в доме у нас - ХОРОШО и ТЕПЛО…
И я не на улице,  мне - ПОВЕЗЛО !!!))
                              * * *   
Какое БЛАЖЕНСТВО,  под душем стоять…,
Помыться… -  и снова чистюлею стать,
И знать, что я справилась с этим сама….
Как мне ХОРОШО !!!  - Не сойти бы с ума…))
                             * * *       
    Какое БЛАЖЕНСТВО -  в постели лежать…
И на ночь ХОРОШУЮ КНИГУ читать.
    СТО РАЗ  прочитаешь … знакомую прозу,
И все тебе - НОВО, спасибо СКЛЕРОЗУ…))
                             * * *   
    Какое БЛАЖЕНСТВО,  сама это знаешь,
Когда ты легла …  и уже ЗАСЫПАЕШЬ.
    И будешь спокойненько спать ДО УТРА...
Бессонницы  -  Нет ! …  Засыпаю… Ура..!!! ))
                              * * *
    Какое БЛАЖЕНСТВО судьба мне дала,
Ключи потеряла, ... а после нашла…)
    Есть способ прекрасный - СЧАСТЛИВОЮ быть:
Терять и страдать   , а потом находить…!!! ))
                              * * *
    Какое БЛАЖЕНСТВО :  рука заболела,
И, главное, левая - МИЛОЕ дело !
    А если бы правая ныла рука?
Отметим, что в жизни - ВЕЗЕТ мне пока…))
    И даже, когда от судьбы достается,
Чтоб все же БЛАЖЕНСТВОВАТЬ - повод найдется…))

Что это у тебя в руке?

- Счастье...

- А почему такое маленькое?

- Оно только моё. Зато какое лучистое и красивое...

- Да, восхитительно!

- Хочешь кусочек?

- Наверное...

- Давай ладошку, я поделюсь с тобой.

- Ой, оно такое тёплое!

- Нравится?

- Очень...Спасибо! Знаешь, мне намного лучше, когда счастье в руке...

- Так всегда бывает.

- А если я с кем-то поделюсь?

- Тогда у тебя прибавится своего!

- Почему?

- Не знаю. Только потом оно станет ещё более тёплым.

- А руки об него обжечь можно?

- Руки обжигает боль...Счастье не может обжечь...

Поделись своим кусочком счастья со всеми, кому ты его желаешь! И не важно,сколько вернется, ведь счастье не продается, передавай всем счастье!

[ckokoko]

..О любви...

Жили Фаечка и Пусик душа в душу уже 50 лет. Вместе рожали детей, вместе растили, замуж отдавали и растили внуков. Вместе болели и потихоньку старели....
И вот решил Пусик операцию на глазах сделать. Катаракту удалить. Чтоб глаз, понимаете ли, как у орла, потому что нюх, как у собаки, у него был ещё смолоду....
Через семь дней после операции Фаечка сняла повязку с глаза любимого мужа. Пощурившись и поморгав, Пусик уставился на Фаю....
– Ааааа!!! Господи! Фаечка!!!
Какая ты, оказывается, морщинистая! Я вижу... а ну-ка, отойди... ещё отойди, подальше, подальше! Я все равно их вижу! А эти пятнышки на руках, Фая?! Как мне теперь смотреть на тебя? Почему их у тебя так много? – Пусик укоризненно покачал головой и отошёл.
– Это просто здорово, что у меня такой классный хрусталик, это просто чудесно, что у меня такое хорошее зрение, но вот с твоими морщинами что-то надо делать! Сделай с ними что-нибудь, Фая, потому что это просто неприлично!...
Пусичка ещё немного поворчал, затем повосторгался качеством хрусталика, поэкспериментировал с рассмотрением букв в газете и остался весьма довольным яркой зеленью за окном и резной узорчатостью каждого листика.....
Потом он подошёл к зеркалу.
– Е мое!!!! Ааааа!!!!!!!! – услышала Фаечка.
Пусик выскочил из ванной с выпученными глазами....
– Фаяяя!!! Там... Там... Я вижу на своём лице ТАКИЕ морщины, каких у меня отродясь не было! Фаечка! Откуда они у меня? Этого просто не может быть!..
Остаток вечера Пусик проходил с марлевой повязкой на новом глазу и в полной задумчивости....
А ночью, уютно притянув в себе любимую жену, он сказал:
– Я понял. Я подумал и всё понял, Фаечка. Это не мы морщинистые, это хрусталик некачественный......

[ckokoko]

Мадам

Немного прихрамывая, из продуктового магазина вышла тучная женщина. В руках она несла два тяжёлых пакета. На выходе её поджидал бомж неопределенного возраста в ярко желтом шарфе. Он обратился к женщине:

- Барышня, не могли бы вы уделить мне пару минут вашего драгоценного времени?

Женщина улыбнулась. Этого было достаточно, чтобы её визави продолжил:

- Мадам, я понимаю, что отвлекаю вас в весьма неудобный момент, поэтому готов подержать ваши пакеты во время нашего диалога.

Женщина, задумчиво посмотрев на него, уточнила:

- А не убежишь?
- Мадам, я не в том возрасте, чтобы воровать пакеты с замороженным минтаем и курицей у таких обаятельных женщин!

Она передала ему пакеты.

- Ну, чо хотел?
- Хотел денег попросить и сделать комплимент обворожительной даме. Не знаю, с чего начать…

Женщина немного покраснела. И ответила.

- Начни со второго. От его правдоподобности будет зависеть первое. Я внимательно слушаю. Ведь, что нужно мужчине? Внимательные женские глаза и большие уши.
- Хм... В ваших глазах я вижу кусочек неба!

Женщина глубоко вдохнула.

- Сколько?
- Двести рублей.
- Пропьёшь же!

Мужчина глубоко выдохнул:

- Пропью.
- Не понимаю таких, как вы! Вы же мой погодка, ну плюс-минус. Мы родились, в школу ходили там, росли. А сейчас...
- Мадам, мне пора. Извините, что побеспокоил.

Он протянул ей пакеты. Женщина предложила:

- Давай так. Я ногу подвернула. Ты мне поможешь донести пакеты до подъезда, а я тебе помогу.
- Мерси, мадам.

К подъезду подходила колоритная пара. Мужчина нёс пакеты и что-то оживлённо рассказывал. Рядом, заливаясь от смеха, ковыляла женщина. Было такое ощущение, что счастливая семейная пара возвращается домой с покупками. Женщина сказала:

- Вот мы и пришли.
- Шикарный подъезд шикарной женщины! Мадам, вы красивы!
- Ну, ты и льстец! Как говорят, не бывает некрасивых женщин - бывают недофинансированные.
- Странно сказать, но за этот час... Я был счастлив. С вами легко, знаете ли...
- Это всё благодаря вам. Давно меня не сопровождал мужчина.
- Мне лестно это слышать.
- Если бы не было мужчин, то вся земля была бы населена толстыми, весёлыми, ненакрашенными тетками. Вот, возьмите, - она протянула ему пятисотрублевую купюру.
- Мадам, мне нужно двести. У меня нет сдачи.
- Бери! Говорю.
- Нет!
- Значит... У нас будет повод завтра опять увидеться. На том же месте. Ну, скажем... В час дня?
- Я к вашим услугам, мадам. Как я вас узнаю? – спросил мужчина и немного улыбнулся.
- Вы увидите, как к вам будет направляться женщина. Вы подумаете, хоть бы не она. Так вот, это буду я.

Смеялись оба. Они разошлись в разные стороны, и каждый направился в свой мир.

Александр Бессонов

[ckokoko]

03.00
Многоэтажка. На пятом этаже шепотом поют в караоке:
«Ланфрен ланфра ла та ти та!»
На четвертом этаже молодожены то ли убивают друг друга, то ли доделывают глазки у будущей Вареньки.
Снаружи матерится рассвет, путается в ночнушке и пытается найти выключатель.
Где-то скребет опилки чей-то кот.

05.45 или даже 05.00. А иногда и 04.30.
Просыпается девочка сверху. Надевает свои чугунные ножки, начинает бегать, орать и катать шары для боулинга.
Соседи вздрагивают, бормочут во сне древние многоквартирные ругательства, но не просыпаются. Привычка-с.

6.15
Девочка с чугунными ножками телепатически будит армию младенцев снизу и они начинают в голос реветь и просить титек. Соседи, выдергивают во сне со своих голов седые волосы и ждут звонка будильника, чтобы ошпарить себя кофеем.

06.20
Сбоку справа возвращается с пробежки бабуленька, двадцать минут поет мантры, потом врубает у новостей громкость до упора и начинает жечь оладьи и лук.

07.00
На трех этажах подряд врубают стиральные машинки, фены и радио, чтоб хоть немножко посидеть в тишине перед работой.

8.00
Сбоку слева просыпается сосед с перфоратором. Не открывая глаз подходит к истерзанной стене и начинает сверлить.

8.30
Многоэтажка вибрирует и трясется от звонков с незнакомых номеров. Это проснулись банки и спешат сказать нам хороших слов.

Здравствуй, новый прекрасный день, полный чудес и счастья!

*
Посвящаю этот текст девочке сверху. С чугунными ножками.

© Зоя Арефьева

[Лариса-Лорхэн]

Классно! Особенно про многоэтажки, когда то, в другой жизни, я там родилась, выросла, родила детей, и смылась жить на дачу...
Теперь приезжая к дочери на один день, вспоминаю молодость😂, а главное девочка с чугунными ножками проживает именно над нашей квартирой. А ещё у неё есть теннисный шарик...величиной с гирю😡

[ckokoko]

Сын как-то спросил своего отца: "Как вы жили раньше без доступа к технологиям :
без интернета,
без компьютеров,
без телевизоров,
без кондиционеров,
без мобильных телефонов?"
Отец ответил:
 "Точно так же, как ваше поколение живет сегодня:
без молитв,
без сострадания,
без чести,
без уважения,
без стыда,
без скромности,
без чтения книг.....
Мы - люди, которые родились между 1945-1985, являемся благословенными.
Наша жизнь - живое тому доказательство:
играя и катаясь на велосипедах, мы никогда не носили шлемов. Мы не боялись одни ходить в школу с первого дня учёбы.
После школы мы играли до заката.
Мы никогда не смотрели телевизор по полдня.
Мы играли с настоящими друзьями, а не с друзьями из интернета.
Если мы когда-либо испытывали жажду, мы пили водопроводную воду, а не воду в бутылках.
Мы мало болели, хотя раньше мы делили один и тот же стакан сока с четырьмя друзьями. Наши родители лечили нас копеечными средствами отечественного производства или при помощи народной медицины.
Мы никогда не набирали вес, хотя мы ели много хлеба и картошки каждый день.
Мы привыкли создавать свои игрушки и играть с ними.
Мы делились своими игрушками, книжками.
Наши родители не были богаты. Они дарили нам свою любовь, научили нас ценить духовное, а не материальное, дали нам понятие о настоящих человеческих ценностях - честности, верности, уважении, трудолюбии.
_У нас никогда не было:_
мобильных телефонов,
DVD,
play station,
XBox,
видеоигр,
персональных компьютеров,
интернет - чата. *Но у нас были настоящие друзья!*
🔹Мы посещали дом нашего друга без приглашения, нас угощали простой и скромной едой.
🔹Наши воспоминания были на черно-белых фотографиях, но они были яркими и красочными, мы листали с наслаждением семейные альбомы и хранили с благоговением портреты наших предков.
🔹Мы не отправляли на помойку книги, мы стояли за ними в очередях и потом запоем их читали.
🔹Мы не выносили свою жизнь на чужое обозрение и не обсуждали с таким упоением чужую жизнь, как это делаете вы - выставляя свою жизнь напоказ в Инстаграмме, обсуждая прилюдно в масс-медиа-пространстве свои семейные тайны.
🔹Мы - уникальное и наиболее понимающее поколение, потому что
🔹 *мы - последнее поколение, которое слушало своих родителей*,
кроме того, *мы - первые, кто должен был слушать своих детей.*
🔹И мы - те, кто всё ещё умнее вас и помогает вам.
🔹Мы - ограниченное издание.

Наслаждайтесь нами!
Учитесь у нас!
Цените нас!
Прежде, чем мы исчезнем."

Мне понравилось. Хорошо сказано.

[Лариса-Лорхэн]

Супер! Это прям на стенку надо повесить для молодого поколения!

[ckokoko]

Семь

Автор: Саня Лисицына

– Как?! Это?! Понимать?!

Разъярённая девица с прилипшими к лицу мокрыми волосами орала, акцентируя каждое слово тычком розовой бритвы, зажатой в тонких пальчиках правой руки. Левая же рука придерживала большое, тоже розовое полотенце, намотанное вокруг ладной фигурки. В общем-то, полотенце – это всё, что было надето на девушку, не считать же за одежду белую мыльную пену, проплешинами покрывавшую левую ногу. Тыкала девушка в тело, валяющееся посередине просторной горницы. Тело было запаковано в латы и не двигалось.

– Как это понимать?! – снова, почти уходя в ультразвук, проверещала девушка, тыча обличающей бритвой уже в столпившийся вокруг тела народ.

– Вот ты! – указующая бритва нацелилась в субтильного старичка. – Ты отвечаешь за первый уровень – полог невидимости! Как он вообще мог заехать в лес дальше опушки, если лес невидимый, а?

– Дык, со вчерась как видимый. Гостинцы привезть должны от папеньки тваво, со вторника уже ожидаючи, вот и снял я полог-то. А то в прошлом-то разе они чатыре дня вокруг колесили, заехать не могли. Сбиваются у путеводного клубочка настройки в наших местах, аномальна зона, вишь! – развел руками Первый, всем своим видом показывая желание сделаться невидимым самому.

– А… а где Второй?! Почему его здесь нет? Где ответственный за мороки и туманное марево на втором периметре?!

– Да тут такое дело, – пряча глаза, начал самый представительный и высокий из пятерых. – У него это… чуйства, переживания. Кикимора евойная намедни за лешего вышла.

– Да дурь у него! Дурь и алкогольна зависимость! – раздраженно потряхивая реденькой бородкой и кулачками, перебил Первый. – Вторую неделю квасит, всю морошку на самогонку перевел, окаянный!

– Со Вторым ясно! А Третий где? Или от него тоже кикимора ушла? Он же вроде не по этому делу, не по кикиморам. Где наш голубоглазый повелитель флоры и руководитель волшебных стволов? А? – гневно вопрошала слегка поостывшая во всех смыслах девица, плотно покрываясь гусиной кожей.

Её собеседники отчего-то густо покраснели до самых кончиков заострённых ушей и старательно прятали взгляды.

– Дык, Второго утешает, – затравленно пискнул Первый, уходя румянцем в фиолет.

Девушка на несколько секунд застыла, и только её глаза подавали признаки функционирования, медленно округляясь и расширяясь на статичном лице. Видимо девушку тоже бросило в жар – исчезла гусиная кожа, и на щеках заиграл, хоть и нездоровый, но румянец. Еще не отмерев, она чуть слышно прошептала какое-то заклинание, начинающееся на «о» и заканчивающееся на «еть».

– Ладно! – встрепенувшись, прошипела девица, – Ну а ты, Четвертый, ты – владыка огня, как пропустил целого рыцаря? /За окном послышалось ржание лошади./ Целого рыцаря с целым конем?

– Дык, я за морошкой ходил. Кончилася морошка-то, а сейчас самый сезон. Мы с утреца-то, по холодку-то, вместе с шестым-то и …

– Вместе с шестым?! А огненный и водяной заслоны вы зачем сняли?!

– Огненный почитай третий месяц, как снят – распоряжение батюшки вашего. Антипожарна безопасность, вишь! Таперича до зимы никаких костров в лесу не положено. Главный королевский пожарник сам приезжал пломбу на мой огненный камень ставить, аль забыла?

– А водяной щит зачем убрал, Шестой? – в образе девушки потихоньку начала проскальзывать обреченность.

– Дык протекает! Без присмотру оставлять никак нельзя. В прошлом месяце прихворнул на полдня, так все ручьи затопило, размыло так… Бобры до сих пор не здоровкаются.

– Кто там остался неохваченный? Пятый, а у тебя кака така причина саботировать должностные обязанности? Отчего же ты не заставил земную твердь содрогнуться под копытами лошади, развернуться и поглотить ея в один момент, вместе с всадником? – принцесса вперилась недобрым, усталым взглядом в суетливого, субтильного мужичка, ставшего белесым с зеленцой. Казалось, скажи она еще пару слов, и несчастный грохнется в обморок.

– Дык грядки у него тама. Нельзя ему «содрогнется и разверзнется». Селекционер он у нас таперича! – хохотнул Седьмой, поглаживая окладистую бороду.

– Элитные сорта! А этот мне прямо по клубнике! Прямо по вегетативным петуниям лошадью! – внезапно отмер пятый, истерично тыча в валяющегося рыцаря крючковатым указательным пальцем.

– Ну с этими понятно всё. А ты, Седьмой? Куда смотрел ты? Ты же у нас тут главный. Защитник мой, надёжа и опора! Рыба, вижу, гниёт с головы. Как он вообще в дверь вошел? Как мог его пропустить дом, без твоего разрешения?

– А вот так, рыба моя, и вошёл. Через открытую дверь. Я ему её и открыл и даже проход увеличил, чтоб гость дорогой головкой не ушибся. И помолчи пока, да послушай, – с пальцев Седьмого слетел сизый дымок и накрыл рот девушки, как повязкой, пресекая начавшуюся было истерику, – Надоела ты нам! Хуже комаров надоела! Сколько можно женихов перебирать? То кривой, то косой, то слишком худой, то слишком толстый, то низкий, то высокий… Измудрилась ты совсем, девка! Ну ладно Елисея отшила, он и правда тёпленький какой-то, с деревьями разговаривает, но царь соседский тебе чем не угодил? Имеет два царства богатых, две колонии импортные, дворцы белокаменные - два! Плюгавый, да мелкий он ей видите ли! Не на тот размер смотришь! На дворцы смотри! А султан? Вежливый, обходительный, с подарками приехал, до сих пор всех верблюдов по долине переловить не можем. Так бабником обозвала и русалкам на потеху подарила! Насилу отбили через неделю! И не бабник он, традиция у них така, «гарем» называется! Так он таперича, говорят, в своем дворце днями сидит у фонтана один, на воду смотрит и глупо улыбается.

– Ноги она бреет… Для кого ты их бреешь с таким характером, да запросами? Засиделка, – побурчал Шестой.

– Грымза! –визгливо вставил Четвёртый.

– А может старые мы уже, мы может детишек понянчить да потетёшкать хотим успеть? А будешь опять артачиться, к дракону в башню поедешь, на хлеб и воду! Я с папенькой твоим уже договорился. Он внуков не меньше нашего желает и уже на первого встречного согласный.

Так что вот, принимай. Суженый твой. Ноги две, руки две, голова одна, рост нормальный, везучесть повышенная. Надо брать!

Седьмой убрал с ошарашенной девушки заклятье немоты. Принцесса затравлено уставилась на валяющегося на полу кандидата в большую и светлую любовь.

– Посмотреть-то на него дайте хоть, может он лешего страшнее.

Маленькие человечки, кто за ноги, кто за шлем, принялись тянуть тушку рыцаря в разные стороны. Наконец шлем слетел с головы и на стальные плечи молодца высыпались волнистые, пшеничные пряди. Красивое, породистое, мужественное лицо исказилось странной гримасой, с оглушающим грохотом молодец повернулся на бочок, подпер щеку огромной лапищей и промямлил: «Ну мам, ну еще пять минуточек».

–Чем ты его так приложила? – деловито спросил Седьмой.

– Вечным сном. Два раза. А потом еще один раз.

–В третий-то раз зачем?

–Контрольный.

– Ясно. Ну что, будить?

– Стой! Мне надо пять минут! А лучше десять! В общем, забирайте его, и пусть как положено, через дверь опять заходит. Через полтора, нет, через три часа! Не раньше! И память ему подправь. Память обязательно! Чтоб всё, что он тут успел увидеть, он забыл напрочь!

Иван вошел в открытую дверь, и внезапно на него обрушилась темнота. Он подумал было, что глаза после солнца не слушаются, но тьма становилась всё гуще и осязаемей с каждым мгновением. Вот уже Ивану начало казаться, что в этой черноте не существует ни времени, ни пространства, да и его самого не существует, только какие-то размытые картинки и голоса вспыхивают на грани сознания, затихая раньше, чем удается осознать или расслышать хоть что-то. Но постепенно мрак начал рассеиваться, и он увидел светящийся контур дверного проема. Иван нащупал ручку и вошел.

Она лежала в хрустальном гробу, такая прекрасная, такая беззащитная, почти прозрачная… Иван почувствовал, как что-то неведомое, теплое и искрящееся колко разливается у него внутри в области сердца. Он подошел и осторожно коснулся губами её губ.