Дачи и дачная жизнь в Российской империи

Чиновники получили землю по дороге в Петергоф, где и должны были завести себе дома. А царь, ехавший в загородный дворец, мог наблюдать, отдыхают ли его подданные по-европейски.

В XVI веке слово «дача» употреблялось в значении – дар, подарок и, пожалование и происходило от глагола «дати» (давать). В XVII веке слово «дача» встречается в значении земельного и лесного участка, полученных от государства, т.е. также «даровых». Только во второй половине 18 века слово «дача» приобрело современное значение – как загородный дом с приусадебным участком, расположенной недалеко от города, и не являющийся при этом основным местом жительства хозяина дома.

Впрочем, некоторые историки считают точкой отсчета появления дач- 1821 год, когда император Николай I подарил своей супруге Александре Федоровне земли в опять таки в районе Петергофа, которые впоследствии стали называться «собственная ее Величества дача Александрия».

В 1803 году историк Николай Карамзин отметил, что летом Москва пустеет, а её жители устремляются за город. В 30-х годах XIX века в тогдашних ближайших пригородах Москвы — в Кунцево, Сокольниках, Останкино, Перово — стали появляться специальные места для летнего проживания.

К 30-м годам XIX века подмосковное Останкино, принадлежавшее графу Николаю Шереметеву, наряду с Сокольниками стало любимым “гуляньем” московской публики, появились ресторации и торговые палатки. В останкинский парк пускали всех желающих, лишь бы были благопристойно одеты. Шереметевские дворовые начали переоборудовать свои дома и сдавать дачникам. Вот что пишет один из современников: “Чтобы превратить в дачи свои старые избы мужики ударились в городьбы. Они надстраивали вторые этажи, выводили на них балкончики, пристраивали наружные лестницы, не жалели коньков и петушков. Но главную заботу составляли террасы. Мужики так привыкли слышать от нанимающих вопрос “А терраса есть?” – что со свойственною русскому человеку практичностью немедленно начали возводить террасы, где ни попало. Балкончик на два человека, во втором этаже, поддерживаемый двумя планками, прибитыми к стене, выдавался за “форменную террасу”. Пол на этой террасе скрипел немилосердно, сквозь щели между его досками проваливались ножки стульев, а дачу все-таки нанимали”. По две-три такие дачи имели дворовые. Особой инструкцией были запрещены всякие песни, пляски, цыгане, еда, питье. А уж к 50-м годам…Останкинский дачник с 30-летним стажем писал: “Горожане вырывались из Москвы на открытый воздух, гуляли выше меры, набрасывались на балы и плясали здесь до упада, без меры были снисходительны к недостаткам своих “вигвамов”.

Бурное развитие дач началось в середине XIX века, когда появились железные дороги и «посёлки для отдыха» стали строить подальше от города — в Химках, Ховрине, Тарасовке, Пушкино, Малаховке, Томилино.

Первый императорский указ, в котором употребляется слово «дача» был подписан Николаем I 29 ноября (ст. стиль) 1844. Указ называется «О раздаче в г. Кронштадте загородной земли под постройку домиков или дач и разведение садов».

По этому уникальному в своей подробности указу, участки предписывалось выделять предпочтительно лицам военного звания, обязанным, по роду службы, постоянно проживать в Кронштадте.

Четко предписывалось, что, где и как строить, как оформлять строения и как входить во владение. При этом пункты 5,6 и 7 указа гласили:

«5. Каждый получающий участок земли под дачу, обязывается дать Комитету подписку в том, что отведённую ему землю обязывается немедленно оградить форменным палисадом, и, не далее, как в течении трех лет, со дня подписки, устроить на отводимой земле дачу, т.е. возведёт, по утверждённому фасаду, на наружной стороне, по дороге, строение и, сверх того, непременно приступит к разведению сада.

6. Если получивший, на сём основании, участок земли, в последствии от владения оным откажется, или не исполнит условий подписки, то участок его отдаётся другому лицу, установленным в сём указе порядком.

7. При отводе каждого участка, Комитет выдаёт владельцу, сначала свидетельство только на временное владение участком. Право же на вечное и потомственное владение выдаётся не прежде, как тогда, когда и строения дачи, и сад будут окончательно, согласно условиям и фасаду, устроены.»

Продавать свою дачу кронштадтцам разрешалось, но не раньше окончательного построения дома и разведения сада. Покупатель окончательно устроенной дачи принимал обязательство поддерживать заведённое на ней устройство.

С появлением железных дорог совпало и появление в России целого слоя людей – чиновников, творческой интеллигенции, инженеров, врачей, которые не имели фамильных усадеб, но летом хотели выезжать из становящихся дымными городов и имели на это средства. Чаще они не покупали, а арендовали на 3-4 летних месяца загородное жилье, одновременно экономя на городской квартире (ее оставляли, выезжая со всем скарбом, а на зиму нанимали другую).

Армия дачников росла стремительно. К 1888 году вокруг Москвы было уже 6000 дач (самые дорогие были по Звенигородскому направлению).

Жилища подмосковных дачников отличались разнообразием и являли собой то перестроенную крестьянскую избу, то «летний клетушок», чаще всего называемый деликатно «холодничком», то настоящий дачный особняк.

Самое престижным дачным местом в конце 19 века под Москвой была Перловка. Ею владел купец Василий Перлов, построивший в поселке около 80 дач. Заборов между ними, к слову, не было — ставить ограждения почиталось в ту пору дурным тоном. Но, правда, и дома стояли в отдалении друг от друга, скрытые деревьями – и личное пространство соседей не нарушалось. В каждом домике был душ и персональный туалет, на берегу реки Яузы были оборудованы купальни. Дачникам организовывали культурный досуг: дважды в неделю в поселок привозили музыкантов, в летнем театре шли представления от лучших московских трупп, и, кроме того, устраивались специальные дачные балы.

Перловка была очень дорога (аренда домика была сопоставима с арендой жилья в центре города), но при этом она была еще и очень популярна. Чтобы снять там дом, люди платили аренду за 3 года вперед.

Вот что писал в 1887 году М.П. Захаров в книге «Окрестности Москвы по Ярославской железной дороге» про Перловку:

«Здесь, в молодом сосновом лесу, принадлежащем В.С.Перлову, выстроено им множество дач, насчитывают более семидесяти; весь лес-парк изрезан дорожками, утрамбованными красным песком, по которым можно гулять даже в сырую погоду, вскоре после дождя. По окраине дач протекает река Яуза с устроенными на ней купальнями(…)Устройство дач со всеми приспособлениями к летней жизни привлекает сюда москвичей, которые так полюбили эту местность, что каждое лето все дачи бывают переполнены жителями, а угодливый хозяин для развлечения своих жильцов приглашает музыку, которая играет в Перловке два раза в неделю».

Не все, конечно, могли себе позволить такой дорогой отдых. Кто-то, следуя дачному поветрию, выбирал варианты поскромнее и поплоше. Могли снимать, например, место в крестьянской избе – и для некоторых крестьян «набеги» столичных дачников превращались в источник дохода. Так или иначе, практически все дачи того периода были наемными – и это отличает их от современных российских дач.

Другое, менее престижное место — дачный посёлок Бутово. В начале 20 века все пространство поселка входило в небольшой лесной массив, прорезанный дорогами и тропинками от Бутово до деревни Поляны и деревни Чернево. Около железной дороги местность поселка имела дачный характер. В поселке и вокруг него были расположены деревянные домики – дачи, обрамленные деревьями, расположенные на лесных дорогах и соединенные дорогами и пешеходными тропинками. Размеры этих дач и внешний вид представляли домики размером 70-80 кв. м. с мезонинами наверху, открытыми террасами, с изгородями вокруг. А около них – лавочки для отдыха. Там, где проходит теперь Краснолиманская (Красная) улица, и дальше по дороге к Дубкам были дачки и меньших размеров, устроенные по-летнему – без отопления. Дачи с отоплением сохранились: на Краснолиманской (Красной) улице – 4 дачи, в Дубках таких осталось 5-6 дач. Такие дачи были меблированы и сдавались внаем приезжающим из Москвы. Землевладельцами здесь были: Н.А. Варенцов, П.В. Михайлов, А. М. Катков, И. К. Салтыков.

Все дачи окаймлялись кюветами и изгородями. По условным пунктам снаряжались сторожевые пикеты со сторожевыми собаками. Проход для посторонних через поселок был закрыт. Проходящим к станции надо было идти стороною через железную дорогу и через переезд. Возле тропинок были разбиты цветники и клумбы. Вдоль аллеи расставлены скамьи со спинками.

48 дач принадлежали П.В. Михайлову (почетному потомственному гражданину), стоимость по оценке для взимания земского сбора с дач составляла 32670 рублей.

У А.М. Москвиной 6912 рублей, у И.К. Салтыкова 10587 рублей, у Н.О Сушкина (Щербинка) 24894 рублей.

Расцвет первых дачных территорий под С-Петербургом привычно относят к началу 70-х годов XIX века. Среди них Красное Село, Дудергоф, Гатчина и, конечно же, Сиверская.

Принято считать, что жители имперской столицы заразились дачной лихорадкой с открытием железнодорожного сообщения и учреждением первых станций в Царскосельском уезде.

С проведением Варшавской ветки железной дороги Гатчина стала превращаться в дачный пригород Санкт-Петербурга. Движение до Гатчины было открыто 1 ноября 1853 года.

В Гатчине селились офицерские семейства и средний класс. Вскоре город облюбовали для своего летнего отдыха представители творческой интеллигенции. Среди последних была, например, писательница А.О. Ишимова (1864 г.).

Некоторые дачи располагались в центральной части города. Среди них дача Дервизов, построенная в середине XIX века на Бульварной улице. Самыми модными местами у отдыхающих считались ближайшие районы в Гатчине, соседствующие с вокзалами, а также Мариенбург. Здесь были дорогие дачи.

Путеводитель «Куда ехать на дачу?», изданный в 1892 году, сообщал: «Гатчина уже несколько десятков лет как служит убежищем для многих петербуржцев на время так называемого «дачного сезона». Несмотря на это, она еще до сих пор не получила должной оценки в смысле близкого к столице «лона природы».

«Сиверская — (62 в. от Пб.) станция варшавской железной дороги; но говоря о Сиверской, название это употребляют, так сказать, в собирательном смысле, означая им целый дачный район, тяготеющий к ст. Сиверской и состоящей из нескольких деревень — Старо-Сиверской, Ново-Сиверской, Межно и др. Эти деревни, как ближайшая к станции окончательно перешли от земледелия к дачному хозяйству. Здесь крестьянин интересуется не столько урожаем на рожь, сколько урожаем на дачников. Дачный сезон является для сиверца краеугольным камнем его годоваго баланса. У него два периода жизни: от найма дачи до осени (период благоденствия) и от осени до следующей весны (период всяких злополучий и сокращений). Летом дача, ягоды, грибы, вечное таскание на станцию за пассажиром; зимой — полный застой всех торговых и коммерческих операций… Дачная жизнь совсем преобразила Старо-Сиверскую: она дожила даже до открытия отделения китайского магазина Пзинь-Лунь; она имеет, наконец, свой театр под очень замысловатым названием; Чего-ж вы хотите большего от… деревни. Дачи теснятся страшно, особенно по большой дороге или, деликатнее говоря, на главной улице; палисаднички у дач (сады тожь) так слились друг с другом, что не сразу заметишь, где кончается один и где начинается другой; дачник, как ни увертывайся, но в своем «саду» никак не скроется от взоров даже очень отдаленных соседей; впрочем, деревья еще далеко не вполне разрослись, а иначе поуменьшится и прозрачность старосиверских «садов». Деревни Старая и Новая Сиверская со своими окрестностями прославились своей замечательно живописной, красивой и здоровой местностью. В этом уголке вся гористая местность покрыта роскошною лиственной и хвойной растительностью. С высоты гор видны чудное озеро, извилистая речка и далекий горизонт, покрытый лесом. Кроме прогулок, развлечения и удовольствия здесь самые невинные и приятные: собирание грибов, ягод, особенно брусники, уженье рыбы, катанье на лодках, купанье в известковой ручной воде и др. Удобства все на лицо: свежие продукты в лавочках, вся деревенская провизия, аптека, доктора. Лучшими оценщиками поэтических окрестностей Сиверской являются наши известные художники-артисты, которые не раз избирали эту местность для своего пребывания, а именно: покойный артист В. В. Самойлов, академики: Крачковский (которого прекрасные пейзажи «Сиверской» красовались на одной из академических художественных выставок), Репин, Клевер и др. В 3-х верстах от Сиверской ст. расположено селение «Беля-Горки», принадлежащее купцу Зиновьеву. Местность эта очень живописна и соединяет в себе все прихоти дачной жизни, как-то: охота, рыбная ловля и купанье в реке Оредеж, фруктовые оранжереи, богатую молочную ферму и пр. Дачи эти, не смотря на высокую арендную плату (до 1,000 р. в лето), охотно снимаются достаточными петербургскими комерсантами и крупными чиновниками.»

Другое дачное мето – Лигово. К концу жизни графини Екатерины Дмитриевны Кушелёвой управляющие довели поместье до разорения. В 1874 году Лигово с торгов досталось купцу первой гильдии Павлу Григорьевичу Курикову, который первым начал распродавать землю на дачи и сдавать в наём здания имения. Куриковское Лигово это 116 дач, также действовала гостиница «Лигово», находящяяся против Красных ворот у перекрёстка Нарвского шоссе и дороги «Пулково-Петергофское шоссе».

В 1879 владельцем 1422 десятин с усадьбой стал Константин Матвеевич Полежаев, представитель нового класса — буржуазии. Инженер-технолог по образованию, он был председателем правления Петербургско-Московского коммерческого банка, владел двумя доходными домами и жил в собственном доме № 57 на Большой Морской улице.

В 1909 году его сын Борис Константинович Полежаев, надворный советник, директор правления Южно-Русского металлургического общества, член правления Петербургского коммерческого банка, устроил дачный посёлок, протянувшийся вдоль железной дороги между станциями Дачное и Лигово.

Об оживлённой дачной жизни тех лет петербургские старожилы вспоминали: «Лигово привлекало хорошим Полежаевским парком. Речка Лиговка была запружена, образовала среди парка большой пруд, близ берега которого был островок, а на нём туфовый грот. Помимо приятных прогулок, катания на лодках, купания, рыбной ловли, по воскресеньям в парк привлекала хорошая музыка. Выступления симфонического оркестра графа Шереметева происходили на особом плоту. Он отчаливал с музыкантами от берега, становился посреди пруда, и начинался концерт. Вокруг катались на лодках. Много народу слушало музыку, сидя на скамеечках вокруг пруда или гуляя по прибрежным аллеям. На эти концерты приезжала публика из Красного Села. Там стояли лагеря гвардейских полков. Офицеры были верхами, их дамы — в колясках и ландо. Для развлечения дачников местное добровольное пожарное общество устраивало по субботам танцы и любительские спектакли».

Самые дорогие и фешенебельные дачи были в Солнечном, Репино, Сестрорецке, Тарховке, Разливе, Павловске, Петергофе. Несмотря на благоустроенность, мало дачников было в Царском Селе.

«Город неразрывно связан с дачей, не будь города, не было бы дач», — утверждал в 1912 году журнал «Дачник». Объявления об аренде дач в журнале «Домовладение и городское хозяйство» появлялись с 20 марта и исчезали в 20-х числах мая. Иронизируя по поводу съемщиков, Тэффи писала: «У нас начинают искать дачу в марте, когда еще снег лежал и ничего видно не было». В заметках о быте современной ему столицы, С. Ф. Светлов отмечает, что дачный сезон в Петербурге конца XIX века длился «от начала мая до половины августа или до начала сентября». Те, кто хотел сэкономить, могли задержаться чуть ли не до начала ноября. Находиться на даче как можно дольше и возвращаться в город с первыми продолжительными холодами — примерно в середине сентября — советовали врачи.

Чтобы жить на даче с конца апреля — середины мая по вторую половину августа — сентябрь, не требовалось быть состоятельным человеком. В 1911 году в Плюссе можно было снять дачу в три комнаты (с дровами и садом) на все лето за 50 рублей. Дача в Боровичах, по Николаевской железной дороге, с кухней и ледником, стоила 80 рублей за сезон. В том же 1911 году 4-комнатная квартира в Петербурге стоила от 50 до 80 рублей в месяц, а за 50 рублей в 3-4 месяца можно было рассчитывать лишь на комнату, снятую в поднаем.

Известно, что в начале 20 века из Москвы на лето выбиралось до четверти всех состоятельных жителей. Если же человек не мог отправить семью летом за город, это считалось признаком больших денежных трудностей — не снимать дачу было вредно и для здоровья, и для репутации. Если денег было совсем мало и взять внаем целый дом не удавалось, довольствовались комнатой или флигелем. К тому же, всегда можно было пожить у друзей или родственников.

Постоянный рост квартирной платы в начале 20 века в Петербурге делал невозможным для горожан «средней руки» проживание в центре Петербурга. Выход из положения многие из них видели в переселении в пригороды.

«Стремление к заселению пригородных местностей вызвано дороговизной жизни в Петербурге, и в частности, жилых помещений, — говорилось в книге «Санкт-Петербург и его жизнь», вышедшей в 1914 году. — Недостаток жилья, рост квартирных цен, перенаселение квартир, а также вздорожание предметов первой необходимости — все это толкает население в пригородные части».

В столице существовали газеты и журналы, специально посвященные вопросу переселения горожан в пригороды. Среди них — журнал « Поселок », провозглашавший строками рекламы: «Чем за квартиру чужую денежки вечно платить, зимнюю дачу большую можно в рассрочку купить».

А журнал «Земельно-Поселковое дело» утверждал: «Возможность жить постоянно вне города — наиболее верное средство удешевления жизни». Свой вывод он подтверждал конкретными фактами: цены на жилище здесь в пять раз ниже столичных.

Переселение в пригороды началось с того, что для значительного числа горожан становилось все выгоднее зимовать на даче. Так, многие дачные места в начале ХХ века утратили свой летний характер и приобрели статус поселка , заселенного круглый год людьми «среднего класса», связанными по долгу службы со столицей.

Горожан, зимующих на дачах, прозвали «зимогорами», или «зимниками».

Тогда же, на рубеже веков, возникло совершенно особое явление — летне-зимние дачные поселки, в большом количестве разроставшиеся под Петербургом. За короткое время образовалась новая, как тогда говорили, «внегородская общественная единица» — загородные и пригородные «интеллигентные колонии-поселки». Они возникали, как правило, на землях дворянских имений, отдававшихся внаем или продававшихся в кредит.

Так появились «зимогорские» поселки Князево (близ Петергофа), Новоселье (близ Троице-Сергиевой пустыни), Новые места (Лигово), Ольгино (Оллила), Дружноселье (План посёлка Новое Дружноселье, расположенного близ ст.Сиверской Варшавской ж/д при реке Оредеж» составленном землемером В.П. Вишневским в 1908 г.), Самопомощь (Кр. Бор), Любань-Горка, Степановка, Подобедовка (Кр. Бор), Дачное-Саблино и др. Как писал журнал « Поселок », вокруг петербургских болот с молниеносной быстротой появились уголки Крыма, Кавказа, Швейцарии, усиленно конкурирующие между собой размерами рекламы.

В качестве «зимогоров» чаще всего выступали семейные горожане, поэтому в поселках создавалась инфраструктура, характерная для постоянной, оседлой жизни больших семейств — строились магазины и школы и т.д. «Устройство низшей и средней школы в поселках, чтобы детям не нужно было каждый день ездить на учебу в Петербург, является самой насущной потребностью дачных местностей», — утверждал в 1913 году журнал «Земельно-Поселковое дело».

Все заботы по обустройству зимогорского быта брали на себя местные Общества благоустройства — благодаря их деятельности проводились осушительные работы, налаживалось освещение, устраивалась канализация, строились железнодорожные платформы. Они же организовывали и досуг «зимогоров».